Что дальше?— Меня интересует следующее. Вы сообщили… — Федорчук замялся, стараясь решить, как сформулировать тезис о том, кому Назаров сообщил сведения, которые вдруг так всех всполошили. Подумал и облек вопрос в нейтральную форму. — Вы сообщили руководству страны важные факты. Это дает мне основания надеяться, что вы станете активно сотрудничать с нами. В интересах нашей Родины.— Не стану.— Как это так «не стану»?!— Именно так, как слышали. Не могу понять, какой реакции вы от меня ждали, просто полковник. Я что, должен втянуть пузо, — Андрей машинально тронул ладонью подтянутый спортивный живот, твердый, словно гладильная доска, — вытянуться и радостно доложить: «Готов выполнить любой приказ Родины! Доверие оправдаю!» Так?Федорчук смотрел на Андрея, не мигая, и молча крутил в пальцах авторучку. Внешне он казался непробиваемым, но его следовало во что бы то ни стало пробить. Андрей понимал: полковник сформировался как личность в советской системе, вырос и жил в центральной России, принял и пережил крутой поворот социальных отношений, удержался на ответственной должности, но так и не смог уразуметь, что для каждого человека понятие Родина подразумевает нечто свое, и для тех, у кого она после распада государства оказалась за чертой русских земель, взгляды на патриотизм могут быть иными.Федорчук не успел среагировать, как открылась дверь и в кабинет вошел генерал.Полковник вскочил:— Здравия желаю, Яков Алексеевич. Вот беседуем с господином Назаровым.Андрей при появлении генерала не встал, считая, что не обязан этого делать.Генерал словно не обратил на это внимания. Он повернулся к Андрею, слегка склонил голову:— Здравствуйте, Назаров. Я — Травин. Хочу забрать вас у полковника. Как вы на это смотрите?— Плохо смотрю, но куда денешься? Раз уж попался…— В смысле?— Хотел как лучше. Приехал, сообщил о том, что узнал, теперь меня трясут.— Назаров, ты что, мыслил, будто все будет иначе? Глупо. Человек пришел в правительственное учреждение с таким сообщением… Впрочем, возьмем случай попроще. Некто сообщает в отделение милиции, что обнаружил возле универмага машину, набитую взрывчаткой. Как ты считаешь, ему пожмут руку за сообщение и отпустят? Гуляй, Вася? Нет, так не будет. У следователя сразу возникают два вопроса. Первый: почему мимо машины прошло сто человек и никто ничего не заметил, а наш Вася оказался глазастым. Второй: кто он, наш Вася? Почему такой бдительный? Не сам ли участник подготовки теракта? Может, испугался того, что произойдет, и решил взрыв предотвратить…— Короче, Вася влип?— Нет. Если он не причастен к делу и просто проявил бдительность, его потрясут немного и отпустят. С благодарностью.— Так объявите мне благодарность, и я пойду. Можно?— Объявлю и отпущу. Чуть позже.— Понятно.— Теперь, если ты не против, пройдем ко мне. Не будем мешать полковнику.Они прошли по коридору и вошли в просторный кабинет генерала.Травин предложил Андрею место за гостевым столиком, положил на черную стеклянную столешницу пачку сигарет, зажигалку, подвинул пепельницу.— Можно курить.Сказал и сам сел рядом.— Теперь о деле. Что ты там раскопал с Ульген-Саем? Можешь доложить коротко?Андрей поерзал на стуле.— Простите, вопрос не по адресу. Где этот самый сай? Я там никогда не был, знакомых там у меня нет. А потом хочу сразу сказать: мне не нравится обращение на ты… И вообще всякие полицейские штучки.Лицо генерала было непроницаемо.— Что вы имеете в виду, Андрей Иванович?«Вы» было произнесено с подчеркнутой ясностью.— Мне однажды довелось быть в монархической Швеции. Так вот там за две недели ко мне ни разу не приставала ни их полиция, ни госбезопасность. Несмотря на то, что я выраженное славянское лицо. Здесь, в Москве, в столице всех демократий, спецслужбы пасут и трясут меня почем зря. Это что, таков порядок?Генерал усмехнулся:— Видите ли, вы попали в переплет по своей вине…— Господин генерал…— Товарищ генерал, — аккуратно подсказал Травин. — Так будет точнее и лучше.— Не будет, — Андрей упрямо мотнул головой. — Меня вытащили из постели, схватили, приволокли в Москву, не дали побриться, не позволили позавтракать, а теперь считают, что я буду называть здесь кого-то товарищами…Травин не полез в бутылку, не вспузырился. Был он человек гибкий и остроумный и на жизнь смотрел трезво, прекрасно понимая, почему до сих пор кое-кого бросает в дрожь, когда они узнают, где он служит.— Простите, Андрей Иванович! — Травин хлопнул обеими ладонями по столу. — Простите великодушно! Давайте все начнем с чистого листа. — Он повернулся к двери, которая вела в соседнюю комнату и громко сказал: — Лидочка, будьте добры! Гостю чаю и бутерброды. Мне — кофе.Заговорщицки посмотрел на Андрея:— Признаюсь честно, кроме бутербродов здесь ничего нет. Зато бутерброды у Лидочки — вы увидите… Вам с чем? С копченой колбасой, с вареной, с сыром или брынзой?— Спасибо, все равно, товарищ генерал.— Ладно тебе, Назаров. Я Иван Артемьевич.Чай оказался удивительно вкусным, бутерброды — свежими. Андрей не ставил целью показаться воспитанным и съел все, что было предложено.— Еще? — спросил Травин.— В другой раз.— Тогда я продолжу. На чем мы остановились?— На вопросе об Ульген-Сае.— Точно. Нам нужно разобраться…— В чем?— Вдруг твое сообщение — провокация?Андрей покрутил головой, внимательно разглядывая кабинет Травина. Посмотрел на темно-вишневые деревянные панели стен, на монументальный книжный шкаф с зеркальными стеклами, на бронзовый бюстик Дзержинского на углу стола и с невинным видом спросил:— Интересно, при Ежове здесь тоже трясли провокаторов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108