Тем временем мимо следовал старшина роты, в чьем расположении коротал ожидание командующий.
Поскольку хороший старшина всегда думает о порядке, он заранее подозревает непорядок даже там, где его нет. Старшина, шедший мимо маршала, был хорошим.
Представьте: идет он и видит — сидит па пеньке солдат, с головой укрывшись накидкой. Вопрос: для чего? Скорее всего, дабы не видели, что он делает. А что может делать солдат за четверть часа до наступления? Разумеется, жевать. А что может жевать солдат в момент, когда все уже накормлены и напоены? Только НЗ — неприкосновенный святой запас, который недавно был выдан каждому. И не просто выдан, а сопровожден проникновенным словом самого старшины. Банки тушенки, галеты, сахар — все это выдавал старшина каждому со строгим предупреждением:
— Кто сочтет, что НЗ — это Неурочная, Неожиданная Закуска, тот должен помнить, что за старшиной взыскание Не Заржавеет.
И вот оно, нарушение, налицо!
Тихо, чтобы не спугнуть злоумышленника, старшина подошел к странной фигуре сзади, одним движением сдернул плащ-накидку и голосом зычным, полным командирского гнева и строгости, разбил зыбкую предрассветную тишину:
— Встать! Энзу, разгильдяй, наябываешь?!
Доли секунды, пока Конев не погасил фонарик, хватило старшине, чтобы узнать командующего. И он застыл по стойке «смирно», полный отчаяния и сознания непоправимой вины. Плащ-палатка, сдернутая невежливо с маршала, как флаг капитуляции безвольно повисла в руке.
Едва глаза командующего обвыклись с темнотой, он спросил:
— Кто такой?
Старшина пересохшим голосом назвался. (Я не стану указывать его фамилию, поскольку она у каждого нового рассказчика была иной. Но разве не это ярче всего свидетельствовало, что рассказывают легенду?)
— Молодец, старшина, — якобы сказал Конев. — У такого в роте будет порядок. Надеюсь, в бою не подкачаете?
— Так точно! — обрадовано ответил старшина. — Не подкачаем!
По свидетельствам очевидцев, никто из десятка старшин с разными фамилиями не обманул ожиданий маршала.
После боя Конев лично вручал заслуженный орден бывалому старшине.
Слушая подобные байки, я никогда не принимал их на веру, в том смысле, что если рассказывают, значит, все так и было. Но каким бы ни оказывался анекдот, привязанный к известной фамилии, отбросить его, зачеркнуть в памяти просто так нельзя. Люди всегда видят, с кем имеют дело, всегда чувствуют, на что способен тот или иной человек, как он поступит при тех или иных обстоятельствах. Потому у каждой байки свой точный адрес и точно выписанный характер.
Народ ни храбрости у смелого не отнимет, ни волей безвольного не одарит. Что старый-старый солдат расскажет о Коневе, он не отнесет этого ни в адрес Жукова, ни Толбухина.
Интересным человеком был маршал Конев. Интересным, высокоумным.
Вот лишь один эпизод, одна искорка из костра его пламенной жизни, позволяющая понять глубину командирской мудрости, увидеть в военном, застегнутом на все пуговицы маршальской шинели, огромную человечность и величайшую душевную чуткость.
На полигоне все было готово к началу больших учений. Генералы, собравшиеся у командной вышки, озабоченно поглядывали на стрелки часов. И все равно первый аккорд артиллерийской увертюры заставил всех вздрогнуть. Слишком уж близко, излишне громко и чересчур неожиданно подали голос гаубичные дивизионы.
Залп! Еще залп! И вот уже, таща вверх дымный хвост, поползла к тучам сигнальная блестка ракеты.
Из темноты раннеутреннего осеннего леса, исступленно ревя моторами, расшвыривая по сторонам комья грязи, вырвались танки. Один, два, десять, двадцать…
Стальная волна пошла в атаку неудержимым накатом.
На крутом повороте, на самом выходе из леса, одна из машин качнулась и легко, словно спичку, переломила молодую березку. Траки тут же безжалостно подмяли густую зеленую крону, вдавили ее в землю, перемешали с глиной.
Оставив за собой облака чадного дыма, танки быстро ушли. И там, за увалом, где они скрылись, по низко обвисшим тучам заметались сполохи огня. И пошла дружная кузнечная работа: «Бум! Бам! Бум!»
Маршал Конев, постукивая прутиком по голенищу сапога, отошел от группы генералов и остановился возле березки, поверженной танком.
Корреспондент «Комсомольской правды» Понизовский, шустрый парень, не раз появлявшийся на учениях, заметил задумчивость маршала, и его осенила удачная мысль. А надо сказать, что именно в то время внимание общественности начинало постепенно поворачиваться к проблемам сохранения окружающей среды. В газетах появлялись и вызывали оживленный отклик статьи, клеймившие бюрократов, давших разрешение на вырубку старого сада. И ссылки на то, что яблони, прожившие более четверти века, перестали плодоносить, мало кого успокаивали.
Газеты печатали дежурные восторженные заметки о градостроителях, пожалевших сосну и оставивших ее расти посреди асфальта. Доброта, бесцельная в самой своей сущности, умиляла людей, и мало кто задумывался над тем, будет ли дереву хорошо и станет ли оно жить дальше, оказавшись в бетонной темнице.
Короче, тема радения о природе становилась модной и прощала любые авторские передержки.
Молодой газетчик умел находить цель и брать упреждение.
— Иван Степанович, — с обезоруживающей простотой не служившего в армии человека обратился он к маршалу. — Несколько слов для нашей газеты.
Маршал улыбнулся.
— Каких же слов ждет от меня ваша газета?
— А вот, только что танк березку смял. Мог объехать, но смял. Принесена бесцельная жертва.
— И что же я должен сказать?
— Было бы поучительно, Иван Степанович, осудить проступок танкиста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101