Осмотрел работу и спросил:
- Даю?
- Давай!
Столяров поднес зажигалку к срезу шнура и выбил пламя. Пороховая сердцевина вспыхнула. Огонек с треском рассыпал искры в сторону и побежал к заряду.
Расчет Столярова оказался верным. Бухнул взрыв. Столб качнулся.
"Зараза, - подумал Полуян с тревогой, - сейчас по закону подлости рухнет в сторону".
Но закон подлости против расчетов подрывника не выстоял.
Мачта, как сломленная ветка, с тугим стоном обрушилась в сторону усадьбы. Ее макушка с тарелкой упали на хозяйственную пристройку. Громко затрещала лопнувшая от удара черепица, но выстрелы, гремевшие со стороны фасада, отвлекали внимание от непонятного хруста.
- Командир, так сойдет?
Столяров понимал, что дело сделано ювелирно, но ему хотелось услышать оценку.
- Круто! - Полуян поднял вверх большой палец. - Пошли!
Он первый лег грудью на мачту, оплел её ногами и пополз вверх.
С пристройки Полуян дотянулся до нижнего края балкона. Ухватился за деревянные резные балясины, отжался на руках и перемахнул через перила.
Дверь в комнату была закрыта изнутри. Подпрыгнув, Полуян выбросил вперед правую ногу и, прицелившись чуть ниже дверной ручки, всем весом тела впечатал ботинок в филенку.
Дверь распахнулась. Верхнее стекло, зазвенев, вылетело из гнезда и рассыпалось осколками по полу. Полуян, стеганув очередью по потолку, внутрь.
Это была большая просторная комната с полами и стенами, которые сплошь покрывали дорогие ковры. Низкая софа помещалась у стены слева от двери. Над софой висели две сабли, положенные крест накрест остриями вниз. У софы стоял маленький резной столик, на котором возвышался серебряный кувшин кальяна. Ни полок с книгами, ни картин, ни фотографий на стенах.
За дверью, которая вела в коридор, раздался шум. Полуян быстрым движением снял с ковра одну из сабель и прижался к стене.
Дверь распахнулась и в комнату ворвался охранник с большой черной бородой, из под которой от подбородка к носу тянулся кривой, похожий на полумесяц шрам. В руках он держал изготовленный к стрельбе автомат.
Увидев Полуяна, он на миг замешкался на пороге. Этого Полуяну хватило для принятия решения.
Сперва, едва эфес шашки оказался в руке, его подмывало желание рубануть духа по голове, как это делают лихие кавалеристы в кинофильмах о войнах далеких лет. Однако он избежал соблазна.
Удар саблей, сделанный неумелой рукой, можно сравнить с ударом тяжелой палкой. Еще в военном училище Полуян пробовал рубить шашкой лозу, но самое большее, что ему удалось - согнуть и надломить её. А ведь после удара настоящего сабельного бойца на обеих частях срубленного прутика обнаруживаются ровные срезы.
Поэтому Полуян не занес клинок над головой. Он просто отвел руку назад до упора и со всей силой выбросил острие шашки вперед, целясь духу в пупок.
Удар оказался сокрушающим. Клинок пробил ткань и вонзился в живот. Бородатый моджахед вытаращил глаза, широко открыл рот, уронил автомат и схватился обеими руками за лезвие клинка.
Полуян, не выдергивая шашки, толкнул её вперед. Дух потерял равновесие и рухнул на спину, согнув ноги в коленях.
Полуян отпустил эфес, сменил магазин автомата и выбежал в следующую комнату.
Там он и увидел шейха.
Абу Бакр - клювоносый, козлобородый недомерок - метр пятьдесят ростом и сорок пять килограммов весом, не больше - был палачом, никогда не боялся крови, получал удовольствие от чужих страданий, умел посылать в бой под знаменами ислама других людей, но сам никогда не был бойцом. При виде Полуяна его выпуклые рачьи глаза в ужасе застыли. Чего-чего, а увидеть русского в этот час в своем собственном доме, окруженном мюридами, обустроенном хитроумными системами сигнализации, огражденном минными заграждениями, он не ожидал.
Шейх Абу Бакр явно относился к тому типу людей, в которых религиозный фанатизм воспитал подлинное безразличие к смерти. Шейх её не боялся. И чем больше он рисковал собой, тем, как ему казалось, Аллах все дальше отводил от него угрозы. Большинство людей в самых разных обстоятельствах думают о кончине, боятся её, в самых сложных ситуациях следуют инстинкту самосохранения. Абу Бакр настолько пренебрегал опасностями, что многие из тех, с кем он имел дело, считали его заговоренным.
Ярощук уже стоял рядом: он знал - потребуется перевод.
- Мне кажется вы не дурак, - Абу Бакр подумал, как ему лучше назвать русского: мистер, амер или эфенди. Остановился на втором. - Вы не дурак, амер. Вокруг мои люди. Вам отсюда не уйти.
- Не беспокойтесь, шейх. Сколько бы правоверных ни оказалось рядом, они не смогут удержать грешную душу, если она рванется к Аллаху.
- Я не боюсь этой встречи, - гордо сказал Абу Бакр. - Поистине мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся! - Инна ли-Ллахи ва инна иляй-и раджи уна!
- Воистину гордыня порождает заблуждения, - Ярощук сокрушенно вздохнул. - Я постараюсь сделать так, чтобы Аллах, увидев вас, сплюнул и отвернулся.
Ярощук набросил сыромятный ремешок на шею Абу Бакра.
- Вот так мы и пойдем дальше.
Он затянул ремешок. Руки шейха, скованные наручниками, не могли найти опоры и Абу Бакр закрутил головой, пытаясь хоть немного ослабить давление на горло. Но это не удавалось. Он захрипел, глаза и без того выпуклые, стали вылезать из орбит. Мир тускнел и цвета его быстро блекли. В кишечнике вдруг противно заурчало. Обильная пища, которую шейх уже в достаточной мере переварил, рванулась вниз в поисках выхода.
Ярощук ослабил петлю.
- Так вот, эфенди, дышите. Пока. А если те, кем вы нас пугаете, попробуют вас выручить, я выпущу вашу бессмертную душу через обделанные штаны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103