— Только посмотрите, мистер Джонсон!
Борзой насмотрелся достаточно.
Рикардо Монтенегро почесал оспинку на щеке и закурил сигарету, не отводя взгляда от телеэкрана.
— Не правда ли, этот Тэд Борден — хороший жеребец, — произнес он.
— Да, — благоразумно согласился Борзой, — настоящий жеребец.
— Ты знаешь, я никогда не видел, чтобы Эмма так реагировала. У нее громадный потенциал. Когда она уйдет от Бордена, приведи ее ко мне, Косяк.
— Да, сэр.
Дмитрий Борзой посмотрел на Косяка. За время знакомства с этим пареньком он по-отцовски привязался к нему. Конечно, Борзой понимал его недостатки, но видел, что преданность искупает их. Он не мог противиться своим чувствам.
— Косяк, почему ты смотришь?
— Мистер Джонсон? — Рифер взглянул на него.
— Почему ты смотришь на это? Разве здесь нет девушки, с которой ты бы мог побыть?
— Да, но…
— Но?
— Такие вещи видишь не каждый день.
— Да, это уж точно, — Борзой кивнул. Он был разочарован. Но не в Тэде Бордене. У того юноши были все достоинства: хорош в бою, при необходимости жесток и, очевидно, хорошо умеет очаровывать женщин.
Последнее качество очень поможет при создании его имиджа как симпатичного лидера «Фронта Освобождения Северной Америки».
— Если бы мы показали это по телевидению, то половина женщин этой блядской страны перешла бы на нашу сторону, едва взглянув на него, — восторженно сказал Монтенегро.
Борзой посмотрел на его лицо, но не сказал ничего. Глаза у Монтенегро расширились, губы увлажнились. Может, именно поэтому он стегал женщин тяжелым ремнем. Может, он вообще не совсем нормальный! Борзой внезапно подумал: «А за кем, собственно, Монтенегро больше следит на мониторе: за мужчиной или за женщиной?»
Борзой закурил сигарету, воспользовавшись этим как поводом отвернуться от экрана. Ноги его все еще болели после перелома, мускулы судорожно напрягались.
Настанет день, и Холден получит свое.
И, возможно, Тэд Борден поможет ему в этом.
Глава двенадцатая
Роуз Шеперд сидела в пилотской кабине рядом с Честером Литлом. Тот был, как всегда, хмур и не говорил ни слова. Она сама завела беседу.
— А до Колорадо, где мы поменяем самолеты, ведь долго лететь?
— Да.
— Вы когда-нибудь летали с таким грузом: оружием, патронами и тому подобным?
— Нет.
— Почему вы стали летчиком?
Он пожал плечами, по-прежнему не смотря на нее.
— Самолеты всегда несколько пугали меня, — сказала Рози, вглядываясь в окружавшую их тьму. — Полеты меня не особо беспокоят, но вот на взлете и посадке я нервничаю. Кажется, что на мне сглаз какой-то, понимаете? Тогда, когда за рулем кто-то другой.
Он не сказал ничего.
— Вы женаты? — глупый вопрос. Ее голос звучал, словно со сцены.
— Ага.
— Давно?
— Двенадцать лет.
— И дети есть?
— Ага.
Роуз закурила, выпуская сигаретный дым на ветровое стекло. Что за ответ!
— И сколько?
— Трое.
Наконец он что-то сказал. Но секс — такая тема, что не требует от собеседника особых талантов.
— Мальчики, девочки?
— Да.
— И, — она едва не сказала «черт возьми», — сколько одних и других?
— Два мальчика, одна девочка.
— Сколько им?
— Одиннадцать, девять, семь.
— Кому именно? — Он что, на шифре разговаривает?
— Мальчикам — одиннадцать и девять.
Значит — дочке семь.
— Ваша жена работает?
— Угу.
— Чем она занимается?
— Телефонами.
— Телефонная компания?
— Нет.
— Телефонистка?
— Ага.
— Где вы выучились летать?
— В армии.
«Чьей армии?» — хотелось спросить ей, но она задала другой вопрос:
— Как скоро мы доберемся туда?
— Еще два часа.
— Тогда мы сменим самолеты?
— Угу.
— Вы знаете другого пилота?
— Ага.
— Он хороший?
— Она.
— Она хорошая?
— Угу.
Роуз Шеперд стала думать, что ей надо было взять с собой книгу.
Она потушила сигарету и, повернув голову, опустила ее к крошечному окну, воспользовавшись сложенной курткой, как подушкой. Может, ей удастся уснуть…
* * *
— Как мы знаем из недавней истории, сама воина длилась более четверти века. Но переломный момент в борьбе с «Фронтом Освобождения Северной Америки» и его сообщниками в правительстве Соединенных Штатов — такими, как Роман Маковски и Хобарт Таунс — настал около двадцати четырех лет назад. Американский народ наконец сплотил свои ряды вокруг организации «Патриотов» и вступил в битву. После резни в столице и последующей атаки на форт Маковски рядовой американец больше не мог терпеть всего этого, считать, что ничего не происходит, считать, что насилие совершается не над ним, а над другими, считать, что личные свободы, гарантированные Биллем о правах, только временно ограничены и не имеют основополагающего значения. Американский народ стал понимать, что свобода слова, свобода собраний, свобода от незаконного обыска и задержания, свобода иметь и носить оружие — неотъемлемое качество Соединенных Штатов. Американцы начали понимать, что на них надели цепи основанного на неравенстве феодального общества, общества, от которого их пращуры эмигрировали в Америку. И надело эти цепи правительство, которое пожелало не представлять народ, а править народом.
— Действительно, — продолжал он, — нас, наверно, должно что-то шокировать, чтобы, выйдя из состояния самодовольства, мы крикнули «Хватит!». И это наконец случилось.
Глава тринадцатая
Утро было солнечным, безоблачным и холодным. Лем Пэрриш потрогал рукоятку револьвера «смит-и-вессон» здоровой рукой. Выбраться из столицы было безумно опасно, но в глубине души он хотел никогда не возвращаться туда. Жена его была в безопасности, и он мог присоединиться к ней. Автофургон катил по сельской дороге, и Лем смотрел на голые зимние деревья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44