Он чувствовал себя так, как будто окунулся в море любви, и это чувство было приятным.
Глава 14
Кросс был очень взволнован, когда к нему подошла стюардесса, он не был за границей с тех пор... с тех пор, как никуда не выезжал. Он взял имбирного пива и стал смотреть на облака, которые закрывали Атлантический океан под ними. Эйб смотрел на них очень долго, пока не закрылись глаза.
Когда он открыл глаза, облаков и их белизну уже нельзя было рассмотреть. Вместо этого самолет окутала темнота. Рядом с ним Люис Бэбкок читал географический журнал. Когда Бэбкок заметил, что Эйб проснулся, он сказал:
— Я сказал бортпроводнице, что хотел бы поужинать. С минуты на минуту ужин принесут.
— Спасибо, — и Кросс потер спросонья глаза, потом опустил столик со спинки сиденья перед ним. — Почему ты здесь?
— Что ты имеешь в виду? Я лечу в Турцию, как и ты.
— Нет, я не это имел в виду. У Дарвина и у меня, у нас обоих есть причина. Ты знаешь мою. Я не знаю твоей.
Бэбкок положил журнал в сетчатую сумку на спинке впередистоящего кресла и опустил столик. В это время стюардессы продвигались по проходу основного салона, толкая перед собой тележки с подносами и принимая заказы на напитки. Бэбкок начал говорить, когда симпатичная черная девушка наклонилась над ними, спрашивая, что бы они хотели выпить. Они заказали по кофе, а Кросс еще и пива.
Она подала им кофе. Кросс взял пиво, отхлебнул, а Бэбкок заговорил:
— Много лет назад я осознал, что в мире много зла. То есть, это было очевидно, но для меня это был вызов. Поэтому я стал изучать право. Я хотел сделать что-то важное, чтобы мир стал лучше. Но постепенно я понял, что есть люди, которые считают себя выше закона. То ли это люди, отрицающие права других людей из-за цвета их кожи, их пола, религии, или люди, совершавшие криминальные действия почти полностью безнаказанно, потому что они были слишком большими, слишком богатыми и так далее. Я понял, что существует нечто худшее, чем то, с чем приходилось бороться. Последняя ступень попрания человеческих прав — это убийство. Но я имею в виду, — он улыбнулся, отхлебнув кофе, — что ты не говоришь: “Эй, найми меня бороться с силами несправедливости”. Ты не ждешь, когда придет супермен. Ты понимаешь, о чем я говорю? Ты должен что-то делать и ты не можешь ждать. Так я решил бороться с осязаемым злом. Я пошел добровольцем в силы специального назначения. Потом... Ну, ты знаешь... А когда мне предложили это дело, я посчитал, что это именно то, о чем я думал. Я не верю в судьбу и тому подобное, но это произошло как по заказу.
Стюардесса принесла еду. Кросс проверил ее. Он не летал коммерческими рейсами пять лет и ему было интересно, изменилась ли еда. По-видимому, нет.
— Ты знаешь, — продолжал Бэбкок, — я изучил то дело, куда ты попал. Я убежден, то, что произошло потом, случилось не из-за тебя. Это случилось бы в любом случае. Никто не собирался соглашаться с их требованиями. Это было невозможно. Поэтому я считаю, что ты не должен винить себя.
— Ты не был там.
— Нет. И я понимаю, что у тебя есть уникальный опыт, которого нет ни у одного из нас, и надеюсь, никогда не будет. Не обижайся, что я так говорю. Но, может быть, поэтому я могу быть немного более объективным, чем ты, мой друг.
Кросс стал намазывать маслом булочку. Блюдо напоминало котлету “по-киевски” и было не очень внушительным. Он попробовал его на вкус — хорошее. Бэбкок опять заговорил:
— Я считаю, что все мы должны были наилучшим образом осмыслить то дело, на которое идем, и сделать для себя высшей целью его выполнение. Все, что за ней — хорошо, но не ценой этой цели, ради которой мы влезли во все это.
С набитым ртом Кросс проговорил:
— Послушай, я вижу это “дело, на которое мы идем”, как ты назвал его, только так: чем меньше их останется после нас... — он терпеть не мог всякие недомолвки, как это практикуется на случай, если кто-то невольно подслушает разговор. — Чем меньше останется, тем меньше вероятность того, что произошло с теми пассажирами, в вообще, что это может случиться снова. Я знаю, что намеченное нами дело радикально не изменит положения вещей. Но если мы уменьшим их количество, это будет иметь соответствующие последствия.
— А не казалось тебе, Эйб, что немедленные последствия, вероятно, будут совершенно противоположными тем, что ты хочешь? Мы собираемся ускорить...
Кросс не дал ему закончить:
— Да, я знаю это, Лю. Иногда я просыпаюсь среди ночи с этой мыслью. Никто об этом никогда не упоминал, но это подразумевалось во всем, не правда ли? Да и чтобы наши действия не ускорили, нам лучше умереть, если мы не сделаем ничего.
— Ты испортил мне ужин.
Кросс отхлебнул пива и уставился в ночь за иллюминатором.
Глава 15
В Риме необходимо было сделать пересадку, но, если бы у них было время, они уехали бы из аэропорта и стали на время туристами. Перелет из Рима в Анкару на борту самолета размерами как тот, что нес их через Атлантику, был значительно короче. Расстояние было, грубо, такое же, как из Нью-Йорка до Майями.
В Анкаре их ждал турецкий знакомый, с греческой фамилией Петракос, примерно такого же возраста, как Хьюз, но с брюхом и лысый. Выйдя из таможни, Хьюз обнялся с Петракосом, как с братом, или, по крайней мере, как с близким другом. Вместо представления, Дарвин просто сказал:
— Это мои друзья.
И Петракос, чье имя они узнали только после того, как скрылись в черном лимузине “Кадиллак”, ожидавшем их у здания, поочередно обнял их. Файнберг выглядел растроганным.
После того, как “Кадиллак” отъехал от бордюра, Петракос по-гречески сделал необходимые распоряжения водителю, а потом нажал кнопку, и поднявшаяся перегородка отделила их от передней части салона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73