Убрав в сумку бинокль, Кид выпрямился и уже спокойно обвел окрестность невооруженным взглядом. Это была страна, которую он любил. Ему здесь нравилось все. То, что он видел, не походило на пересохшую от зноя, растрескавшуюся на солнце пустыню. Не было здесь и уныло шумящего над головой зеленого шатра леса. Перед глазами Малыша изломанной цепью тянулись невысокие холмы, радующие разнообразием форм. Склоны их пестрели кокетливо разбросанными тут и там зелеными заплатками кустарника, то высокого, то совсем низкого. Деревьев здесь тоже было немало, но они заполняли овраги и лощины между холмами. Как это обычно бывает в подобной местности, из конца в конец тянулись бесчисленные тропинки, проложенные стадами. Только старожилы знали, как опасно довериться хоть одной из них. Их повороты, петли и изгибы легко заставили бы заблудиться любого. Это была земля, которую надо было знать, и знать хорошо. К тому же не помешало бы при этом иметь под собой доброго коня, который бы родился в здешних краях, умел карабкаться вверх по коварно пологим склонам холмов, мог легко взлететь на вершину, там перейти на рысь, а потом размашистым шагом спуститься вниз по противоположному склону — и все это быстро, ни на минуту не замедляя хода, однако так плавно, чтобы на взмокших от пота плечах не осталось ни малейшей потертости. Такой конь за день мог покрыть вдвое, а иногда и втрое большее расстояние, чем животное, не знакомое со здешними местами.Кид очень хорошо знал эту землю, хотя ему все еще казалось, что недостаточно. Ничто не могло притупить жгучего, почти любовного интереса, с которым он вглядывался в раскинувшуюся перед ним картину. Ему казалось, что необходимо точно знать, где растет какое дерево, поэтому сейчас, когда у него было время, старался уделить внимание подобным деталям.В эту минуту Малыш напоминал орла, который, меняя место гнездовья, взмывает высоко под облака и описывает в воздухе широкие круги, чтобы зорким оком рассмотреть все, что находится под ним. И так было всегда. А в результате, попав в незнакомое для себя месте, он уже через день знал его как свои пять пальцев. Потом, когда нетерпеливые преследователи дышали ему в затылок и уже были готовы настичь в любую минуту, Кид вдруг уходил буквально у них из-под носа, оставив их с пустыми руками. Преследователи обычно потом долго проклинали беглеца на чем свет стоит, изумляясь, как это ему удалось испариться в местах, которые они знали как собственный дом.Сняв с кобылы тяжелое седло и уздечку, Малыш пустил ее попастись на зеленой лужайке. Она с удовольствием щипала траву, а он, прищурившись, внимательным и любящим взглядом обводил раскинувшуюся перед ним равнину. Он знал, что между многочисленных отрогов гор всегда можно найти воду, а еще там множество глубоких расщелин и оврагов, где всадник при желании укроется даже с лошадью, особенно если она заранее приучена ложиться на землю и по приказу хозяина вести себя тихо.Было здесь и множество таких мест, откуда нетрудно было незаметно проследить за кем угодно. Вся равнина из конца в конец была испещрена бесчисленными дорогами и тропами: и петляющими, будто след зайца, и прямыми, как стрела. Он знал, по каким из них можно было без опаски ехать в любое время дня и ночи, не боясь получить пулю в спину. Знал и другие — тропы вдоль обрывов, где мрачно свистел ветер, а всадник, петляя между скал, покрывался холодным потом, рискуя каждую минуту рухнуть в бездонную пропасть.Как бы там ни было, это была его земля, и он любил ее. Она была его домом. Конечно, бывал он и в других краях, которые ему тоже нравились. Но нигде Кид не чувствовал себя так спокойно и уверенно, как здесь.Бросив вниз последний взгляд, Малыш вытащил из сумки еду. Любой араб, вне всякого сомнения, при виде подобной скромной трапезы пришел бы в неописуемый восторг, потому что в свертке не было ничего, кроме горсти сушеных фиников и ломтя черствого хлеба. Кусочек финика, кусочек хлеба… Он медленно жевал их по очереди с наслаждением проголодавшегося человека, ведь с утра ему пришлось отмахать немало миль.Покончив с едой, слишком скромной, чтобы утолить голод, Кид напился ледяной воды из ручья, а потом уселся на берегу, лениво наблюдая, как по песчаному дну быстро движутся неясные тени, а солнечные зайчики весело прыгают на крошечных осколках блестящей слюды.Вообще-то в жизни Малыша Кида интересовало множество вещей. Еще ни разу ему не доводилось видеть столь мертвую и безжизненную пустыню, в которой он не нашел бы для себя ничего любопытного. Оторвавшись от созерцания горного хребта, он принялся с усмешкой следить, как хлопотливо пробирался сквозь густую траву муравей, волоча за собой отгрызенную голову гигантского жука, по меньшей мере вдвое больше его самого и вчетверо тяжелее. Муравей терял эту голову раз десять за то время, пока наблюдал за ним, и десять раз терпеливо вновь находил, поднимал и упрямо тащил вперед, протискиваясь сквозь заросли, карабкаясь то вверх, то вниз, но при этом неудержимо продвигаясь вперед.В восьми футах от Малыша был муравейник, куда, Скорее всего, муравьишка и направлялся. Но для него это были не восемь футов, а восемь миль каторжного труда.Легкий звук удара подковы о камень заставил Кида поднять голову. Перед ним стояла Дак Хок. Кобыла замерла, как изваяние: голова вытянута, раздутые ноздри втягивают воздух, чуткие уши ловят каждый звук.Малыш не медлил ни секунды. Привычным жестом он молниеносно накинул ей на спину седло, и они быстро двинулись по тропинке туда, где он еще раньше заметил нагромождение остроконечных скал. Проскользнув между ними, добрались до густых зарослей кустарника и деревьев, которые надежно скрыли и человека, и лошадь.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14