Тонио побледнел. Он не отрываясь смотрел на покрытое платком лицо девушки, а та, склонившись к нему, застыла в нерешительности. Наконец она подняла руку:
— Сеньоры, если я пойду дальше, можно мне будет еще раз вернуться к этому человеку?
Ей ответили всеобщим протестом.
Наслаждаясь представлением, Рубрис громко рассмеялся:
— Разрешается только один выбор! Только один!
— Была не была! — вдруг воскликнула Розита. — Да простит меня Господь, если мое сердце обманулось, а руки обознались. Это должен быть он!
И чтобы окончательно подтвердить свой выбор, девушка неожиданно уселась на колени Тонио Лэвери.
В следующий момент, когда вырвавшийся разом из всех глоток вопль едва не снес крышу хижины, Розита сдернула с глаз бандану и увидела, что ошиблась.
Она попыталась вскочить с колен Ричарда, но ее удержало сразу несколько пар рук. Наконец Тонио взмахом руки велел оставить девушку в покое и помог ей встать.
— Вот! — указал он на Кида. — Тот, кого ты ищешь, а я… видимо, мне просто не везет.
Он рассмеялся, но с его лица так и не сошла бледность, не укрывшаяся от глаз Монтаны. Розита ухватилась за спинку его стула и, закрыв глаза, прильнула к плечу поднявшегося Кида.
— Видишь, — прошептала она, — я почти дошла до тебя… Но мои руки… они никуда не годятся. Их надо заменить на обезьяньи лапы… Как я могла принять другого мужчину за тебя? Прости меня!
— Она должна заплатить за свою ошибку! — громовым голосом выкрикнул Рубрис. — А то мы не отдадим ей ее избранника. Поставьте ее на стол. Где гитары? Музыка! Музыка! Пусть станцует для нас!
Розиту подняли. Зазвенели и забренчали гитары, ладоши и ноги пирующих принялись отбивать ритм. Девушка закружилась посредине огромного стола, и перед глазами восхищенных мужчин замелькали в танце ее стройные ножки. Весело смеясь, она изгибалась всем телом и несколько раз среди танца поклонилась Тонио Лэвери, одарив красивого юношу благодарной улыбкой.
Кид, наблюдая за ней, кивал и радостно смеялся, хотя на самом деле видел только одно — застывшее, бледное лицо Дика Лэвери.
Наконец под восторженный вопль танец закончился.
Между Монтаной и Лэвери поставили стул, и Розита, тяжело дыша, опустилась на самый краешек. Она почти не притронулась к щедрому угощению, поданному ей на огромном блюде.
— Ты мной доволен? Тебе понравилось, как я танцевала? — спросила она Кида.
Монтана улыбнулся ей, но рядом по-прежнему сидел Лэвери, который упорно делал вид, что не замечает Розиты. Он выглядел слегка бледным, был скованным и наигранно беззаботным голосом рассказывал о всякой всячине, пока кто-то не спросил его, каким путем он сюда добирался.
— Мимо поместья Лерраса, — ответил Тонио. — Мне хотелось послушать, что там говорят о возвращении Эль-Кида.
— Эй, малыш! — воскликнул Рубрис. — А ты, случайно, не забыл, что в Мексике тебя до сих пор считают бандитом? Ты разве не знаешь, что на каждого, кто хотя бы ездил рядом с Матео Рубрисом, здесь заготовлена веревка?
— Я услышал, что они еще не успокоились, — подтвердил Лэвери, — дон Леррас пришел в такую ярость, что они с доном Эмилиано схватили несчастную мать Меркадо, выпороли и бросили за решетку…
— Замолчи! — крикнул Рубрис и поднял руку.
В наступившей тишине все уставились не на Хулио Меркадо, а на Монтану Кида.
Тот медленно поднялся со стула.
— Ты знал об этом, Матео? — ледяным тоном спросил Кид. — Знал и не сказал мне?
— Откуда мне было знать? — возразил Рубрис, — Я же не…
— Меркадо, — позвал Монтана.
Пеон вскочил со своего места.
— Мы едем сегодня же ночью, — бросил Монтана и, резко развернувшись на каблуках, вышел из-за стола.
Глава 8
В каждом мексиканском городишке есть кафе или нечто заменяющее его. В городке поместья Лерраса был природный навес — тенистое дерево с мощной раскидистой кроной и круглыми столиками под ней, где к услугам клиентов всегда имелось достаточно пульке и обжигающего рот бренди. Рядом в хижине на очаге постоянно кипел котел с фасолью и хранились запасы еды. В тот день сам достопочтенный Леррас, знаменитый дон Томас, с дочерью по правую руку и доном Эмилиано по левую, проезжали мимо. Заметив в свете догоравшего дня царившее там оживление, дон Томас остановил коня, чтобы посмотреть.
На следующий день должно было состояться одно из самых знаменательных событий в истории семьи Леррасов — помолвка Доротеи с доном Эмилиано Лопесом. В огромном доме готовилось грандиозное пиршество, со всех окрестностей на многие мили вокруг стекался народ, которого в поместье ждало даровое угощение и выпивка. Дону Томасу доставляло истинное удовольствие наблюдать царившую в городке предпраздничную атмосферу, где ему принадлежало все — от сырцового кирпича до последней душонки, обитавшей за стенами беленой хижины. И дону Томасу казалось вполне естественным, что его пеоны, как самые распоследние дураки, танцуют и радуются предстоящему празднику. К тому же он полагал, что для низкого сословия нет ничего более желанного, чем возможность поглазеть на господские развлечения.
Леррас был даже тронут — он не рассчитывал на то, что все пеоны в деревне будут так веселиться. Натянув поводья, дон Томас вгляделся в собравшуюся под деревом толпу. За его спиной не меньше дюжины отборных наемников-телохранителей последовали его примеру; послышался легкий звон цепочек и бряцание шпор. Слегка раздраженные лошади закусили удила и осели на задние ноги. Однако эти звуки не смогли отвлечь внимание толпы, чьи глаза были прикованы к танцовщице, выделывавшей босыми ногами па на голой земле.
— Вот видишь, Доротея, — сказал дон Томас, — эти люди уже веселятся и танцуют в честь твоей завтрашней помолвки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63