Усталая природа ждала отдыха, и над полями воцарились мир и покой.Но не было покоя в сердцах людей.Дальше к югу сразу за изгородью ранчо «Ригал» ютилась чахлая рощица. Отсюда хорошо просматривалась дорога. Здесь, под деревьями, тесной кучкой жались друг к другу темные силуэты всадников, целая группа. Они кого-то ждали — безмолвно, неподвижно, только время от времени нетерпеливо била копытом лошадь да позвякивала сбруя.Дорога, уходящая от этого места в обе стороны — на восток и на запад — была безлюдна, пустынна. При гаснущем свете дня она превращалась в размытую серую полосу.Вдруг всадники насторожились: в сером мареве появилась какая-то точка. Она быстро увеличивалась, и скоро стало ясно: кто-то скачет. Сидящие в засаде подались вперед в своих седлах, в чьей-то жилистой руке зазмеилась кольцами веревка. И тут кто-то произнес гортанным голосом:— Это не он!Послышалось приглушенное ворчание, потом восклицания: всадник подъехал ближе, его узнали. Он перешел на шаг, всматриваясь в рощицу, и остановил лошадь там, где тень от деревьев падала на дорогу. Потом он наклонился в седле и крикнул через изгородь:— Он поехал другой дорогой!Он говорил по-испански, странно чеканя слова.— Он пролез через изгородь, там, где дорога поворачивает на юг, и поехал напрямик. Я спрятался в рощице и все видел.Раздался целый хор проклятий на двух языках. Но тут властный голос заставил всех замолчать:— Неважно. Тем лучше для нас. Хорошо, что я оставил человека следить, когда он будет возвращаться в город… Ты все правильно сделал, — добавил он, обращаясь к всаднику на дороге.Потом прозвучала отрывистая команда. Вся группа сорвалась с места и понеслась под глухой топот копыт Всадники скакали на северо-восток, где последние лучи заката высвечивали сереющие вершины гор Тинаха.
Одинокий Волк скакал через ранчо «Ригал», внимательно глядя по сторонам. Он отдавал себе отчет в том что дону Себастиану и его людям не очень-то понравится его поведение. Однако ему было известно, что хозяйский дом и другие строения остались намного южнее от его маршрута. В это время года и в столь поздний час шансы встретить ковбоев дона Себастиана были невелики. Ну, а если уж так случится, что все-таки обнаружат, можно будет оправдаться тем, что он в этих местах человек новый. Такое оправдание, безусловно, будет принято, хотя и без особого восторга.Помимо желания сократить путь, Хэтфилдом двигало любопытство: ему хотелось воочию увидеть это таинственное огороженное ранчо. Хотелось узнать, нет ли, кроме явного и подчеркнутого стремления к уединенной жизни, какой-то скрытой причины, заставившей дона Себастиана пойти на такие издержки.В голове Хэтфилда начинала приобретать очертания версия, объясняющая зловещие события в долине Тинаха, построенная на хрупком фундаменте мелких совпадений, на которые менее проницательный человек не обратил бы никакого внимания. Формально говоря, его логические построения выглядели искусственными, в их основе отсутствовал конкретный побудительный мотив, но многолетний опыт рейнджерской службы подсказывал ему, что, когда имеешь дело с преступным миром, здравый смысл и логика не всегда играют главную роль.— Когда человек ненавидит другого человека, его мысль сбивается с прямой дороги и начинает плутать и вязнуть самым непостижимым образом, — размышлял он. — Если человек кого-нибудь ненавидит, или чувствует себя обиженным, невозможно предсказать, что он может сделать и как. Или если человеку очень хочется чего нибудь такого, на что он не имеет права, если он чем-то уязвлен, тогда, как ни бейся, невозможно объяснить его поступки логически, просто не за что зацепиться. Остается только ждать и полагаться на удачуПоследние лучи заката угасли, и только багровая кайма еще чуть светилась по верхнему краю ночных облаков. Над горами по-прежнему висело то странное туманное облако, которое Хэтфилд заметил накануне. Покуда он, нахмурившись, всматривался в него, последний неясный серый свет померк над облаком. И в том, как свертывались, умирали, таяли его остатки, было что-то зловещее и угрожающее. И вновь Хэтфилда посетило чувство, что это злобный дух гор бродит вокруг, как призрак, покинув свое пристанище, чтобы посеять семена жестокости, вдохнуть ненависть в сердца людей-актеров, играющих трагедию на сцене здешних лугов… При этой мысли рейнджер усмехнулся и, передернув плечами, попытался сбросить с себя это наваждение, но ему не удалось полностью избавиться от состояния подавленности и беспокойства, вызванного столь мрачной фантазией. У человека, за которым всю жизнь ходит по пятам опасность, развивается сверхъестественное, необъяснимое шестое чувство, которое предупреждает его о надвигающейся угрозе. Сейчас этот неслышный для окружающих сигнал тревоги звенел в мозгу Хэтфилда, и он ехал, насторожившись, готовый ко всему, не упуская из виду мельчайших деталей окружающего его враждебного мира.Луна, похожая на гигантский апельсин, медленно преодолевала пологий подъем в восточной части неба, заливая прерию янтарным светом, и от этого резче проступали черные тени. Бледно золотое сияние разливалось вокруг, обегая с двух сторон клочок зарослей чепараля, плотно сбившихся в начале небольшого подъема, чуть левее того места, где должен был проехать рейнджер. Внизу, под кустами, мрак был густой и непроглядный.В этот момент в зарослях едва слышно звякнула сбруя. Звук был тихий, едва слышный, но для Хэтфилда, все чувства которого были обострены, этого было достаточно. В следующую долю секунды едва он успел, подавшись всем телом в сторону, пригнуться к седлу, над головой просвистело лассо, мастерски брошенное из кустов Бросок и впрямь был хорош, и если бы не этот металлический звук мгновение назад, то сейчас плечи рейнджера стянула бы тугая путля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44