Вы с Ханикаттом служите тормозной силой, да благословит вас господь. Если упустите поезд, можете прощаться со всеми святыми и готовиться гореть на адском огне.— Не очень-то я люблю высоту, — спокойно сказал Слокум.— Тогда закрой глаза.— От этого эти проклятые горы не выравниваются.— Не смотри вниз.— А у меня возникает искушение.— Так не поддавайся ему. Дерьмо такое, да что я с тобой нянчусь! Давай, поднимай задницу, лезь со стариком Хани наверх и делай уж, пожалуйста, все, как я тебе сказал.Слокум и любитель приложиться к фляге полезли наверх, на смену двум друзьям Барлоу.— Что бы там ни было, не отпускай тормоз при спуске! — завопил тот, которого сменял Слокум. — Когда Кассиди дает свисток, крепко тяни за привод.— Знаю, слышал.Ветер бешено завывал, и поезд раскачивался, угрожая сойти с рельсов то влево, то вправо. Вечнозеленые растения внизу окаймляли ущелья и расселины, которые уходили, казалось, к самым недрам земли. Когда их устья опасно расширялись, Слокум крепче держался за колесо, слегка сгибая колени и закрыв глаза.«Сукин ты сын, какого черта, спрашивается, я здесь делаю?»Поезд скрипел, стонал и раскачивался на поворотах, взбираясь выше и выше к узкой межгорной впадине, вырванной, как казалось, из гряды каким-то неземным чудовищем. Слокум сглотнул, чтобы образовалась слюна и отпустило горло, перехваченное в тисках страха. Впадина была все ближе и ближе, а двигатель тянул все слабее по мере того, как наклон становился круче. Через впадину просвечивало синее небо. Дым, насыщенный золой и сажей, обволок Ханикатта, а потом распространился вдоль поезда до тормозного кондуктора на последнем вагоне. Частицы сажи больно обжигали кожу. Стоя с закрытыми глазами, Слокум представлял себе, как его осаждает рой ос. Дым добрался до его носа, проник в горло и легкие. Он кашлял, отплевывался, скулил и пританцовывал. Расправив плечи, он пытался освободиться от крошечных красных частиц, выпущенных дымовой трубой и осаждающих его. Собрав последние силы, паровоз втянул поезд на перевал, тендер и вагоны болтались за ним. Не в силах противиться искушению, Слокум открыл один глаз в тот самый момент, когда его вагон уже перевалил через впадину и стал спускаться на другую сторону.— Боже всемогущий!Перед ним на глубине восьми тысяч миль простиралась долина. По крайней мере, так ему казалось. Вниз вел зигзагообразный спуск с четырьмя поворотами налево и тремя направо, после чего рельсы выходили на длинную плавную излучину.Слокум сразу же почувствовал усилившееся давление задних тормозов на железный круг, зажатый между его кулаками. Опустившись на одно колено, он уперся другим в вертикальный шток. Он дергал изо всех сил за колесо, чувствуя, как усилие передается на плечи и спину. Он поворачивал колесо все резче и резче, до тех пор, пока цепь не начала скрипеть, а из-под колес не вырвался целый сноп искр. Ковбой согнулся, выкручивая колесо, так что стало казаться, что он вырвет железное основание крепления. Но все его усилия никак не передавались вниз, на тормозные колодки. Поезд начал набирать скорость, поднялся ветер, его завывания становились все выше и выше. Они стали спускаться вниз, волоча за собой пышный шлейф из дыма, насыщенного искрами, золой и сажей.— Держи проклятую цепь! — отчаянно кричал Ханикатт. — Крепче! Крепче!— Я не могу крепче! Вся эта чертова махина рухнет! — взвыл Слокум.Ханикатт, стоявший против ветра, не расслышал ни слова. Постепенно его лицо исказила маска ужаса — его осенила мысль, что слабак, который не может удержать последний вагон, может упустить поезд и обречь его на верную гибель.— Сло… кум!— Заткнись ты, пьяный сукин сын! Я делаю, твою мать, все, что могу!— Сло… кум!— Так тебя перетак вместе с твоей семьей! — грубо прошептал Слокум самому себе.Сжав зубы, он вцепился в колесо так, что костяшки едва не отлетели от пальцев, а кисти задергались, как высушенные прутья. Шея и лицо налились кровью, побагровев от напряжения. Ковбой ругался так, как никогда раньше.Зеленые лесные участки, ущелья, обнажения пород пролетали внизу. Линия, по которой они двигались, вилась, как лента, небрежно размотанная с катушки. При скорости миля в минуту их неожиданно швырнуло к горе, к тому же они вышли на первое закругление — рельсы опасно прижимались к склону и развертывались в серпантин. Отличная возможность, подумал Слокум, чтобы весь этот чертов состав слетел с рельсов, отскочил от поверхности склона и вдребезги разбился о скалы, как жемчужная нитка от удара о каменную стену.Но колодки уже начали схватывать. Сила Слокума вместе с напряжением Ханикатта позволили замедлить поезд, как по волшебству, завели его на закругление и провели по нему. При движении под этим рискованным углом Слокуму казалось, что из-под ног у него уходит весь мир, а вагон, на котором он стоит, летит по воздуху и завершит поворот раньше, чем сможет снова оказаться в колее.Так произошло, что Джон Слокум первый и последний раз столкнулся с искусством торможения в горной местности. Часом позже он приветствовал сменщика, передал тому колесо, устало спустился вниз в багажный вагон и уснул на мешках с почтой.Барлоу наметил дополнительные меры безопасности, связанные с его грандиозным планом бегства. Слокум предположил, что на пути из Боннер-Каунти в Новый Орлеан на рельсах могут быть устроены завалы — в шестнадцати разных точках. В ответ на это большой человек заметил, что Слокум, похоже, незнаком с важнейшей особенностью западных железных дорог. В отличие от восточных штатов, система железных дорог на Западе не была никакой системой.— Разные линии независимы и, как женщины,-чертовски ревнуют друг друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43