Харих ему литров пять запаковал, себя не обидел, да еще офицерам своим дал литра с три, – рассказывал Василий и достал из кармана две бутылки.– А это для чего? – удивилась Орися.– Чтоб мать залила очи Омельке. Добрее станет. А одну спрячь на всякий случай. И дай мне чистую тетрадь…– Возьми в столе наполовину исписанную, – сказала Орися, подготавливая патефон.Василий меж тем переворачивал листочки тетради.– Как же это ты «счастье» по-русски написала через «щ»?– И сама не знаю. Спутала, – покраснела Орися. – Неверно написала, значит, и в хате счастья нет…Василий что-то озабоченно подсчитывал и подсчитывал, а Орися смотрела, как вертелась черная пластинка, Василий сжег лишние бумажки.– Сюда идет лейтенант Майер! – предупредила Орися.– Поставь «Андрюшу»!..И Василий, подхватив Орисю, пустился в пляс.Майер зашел раскрасневшийся, возбужденный, глаза его осовели.– Хо-хо! – засмеялся он, увидев молодую пару. – Роберт! Мы решили, как только уедет оберет Тиссен, устроить банкет… Приглашаем и тебя. Приходи со своей девушкой.– А вы далеко, господин лейтенант?– Харих приказал подыскать квартиру для офицеров-танкистов. Зайду к полицаю и пойдем с ним. В наших краях будет танковая армия. Это не шутка, господин Гохберг.– Огромная сила, господин Майер!– Ну, красотка, как он танцует? – подмигнув, спросил Орисю Майер.Орися и без перевода понимала немецкого офицера и ответила:– Зеер гут!– Хо-хо!.. – засмеялся Майер и вышел из хаты.– Черт его принес! Не дают спокойно работать! – сердито пожаловался Василий, снова усаживаясь за стол…– Полицай Данько идет! – снова предупредила девушка.– Составление текста я закончил, – поднялся Василий. – А этому чего еще надо?..– Не к нам – прошел мимо! Еще завести какую-нибудь?– Сейчас пойду и сыграю на другом патефоне, – задумчиво ответил Василий, надевая фуражку.Он взял Орисю за плечи и нежно прошептал:– Что бы я без тебя делал? Милая моя!..– Уж и милая… То танцуй с ним, то крути патефон.Он виновато усмехнулся и прижался к ее щеке.– Вот так бы и стоял, вот так бы и шел с тобою рядом через всю жизнь.– И я… – шептала счастливая девушка.– Да вот сейчас надо проскочить на чердак… – вдруг совсем другим тоном сказал он. – Будешь на погребне. А в случае чего – я вниз… Не сердись, Орися!..Через полчаса они вернулись в светлицу. Мать неторопливо ела кулеш.– Может, и ты бы перекусил?.. – спросила она Орисиного товарища. – Или немецкий харч вкуснее? – пошутила старая, скривив губы.– Мама! – дочь бросила на нее сердитый взгляд.– Да он не станет обижаться…– Конечно! Доброй ночи вам!– Проводи в сени. А то еще за деревянное корыто зацепится, – сказала мать и кинула в рот крошки хлеба, тщательно сметенные со стола.– А почему корыто стоит? Оно же висело в сенях?Мать засмеялась и промолчала. Это была ее конспирация, на случай, если забредет в сени непрошеный гость. От матери ведь не скроешь. Мать чувствовала, что Орисю и Василия волновали не только важные государственные дела. Она видела, что дочь влюбилась в Василия. А сейчас не время, ой не время про любовь думать.В сенях было темно. Василий остановился, задержав руку девушки.– Орися! Ты придешь хоть на часок на вечеринку, о которой говорил Майер?..– Ни за что!– Правильно. Лучше тебе не приходить.Он хотел обнять ее, но она отстранилась.– Иди, Василек, отдыхай…Он не ответил. Да, трудно ему жить двойной жизнью и с таким напряжением. На щеках он чувствовал теплые девичьи руки.– Иди, милый! – шептала Орися, открывая дверь. – Ты не сердишься?И услыхала грустное и тихое: «Нет…»
Гауптман Харих и служащие комендатуры проводили Тиссена только под вечер следующего дня и облегченно вздохнули. Хотя оберст по профессии был инженером и приезжал по делам строительства оборонительных рубежей, он нагнал страху на немного флегматичного коменданта и его подчиненных. Гауптман Харих решил навести железную дисциплину в комендатуре. О банкете, который собирался устроить лейтенант Майер и его друзья, в эти дни нельзя было и заикнуться. Харих разогнал всех офицеров и солдат на оборонные объекты, где они обязаны были дневать и ночевать. Начальство требовало усиленной работы. Лагерей военнопленных, откуда можно было бы черпать рабочую силу, поблизости не было, а превращать местность в «неприступную крепость» надо.– Вы понимаете, Гохберг? – делился своими заботами с переводчиком Харих. – Известно, что украинский народ трудолюбивый. А работать на рубежах не хочет. Расстреливать каждого десятого, как советовал оберст? Не выйдет. Пленных русских солдат отправили в тыл, да они и ни к чему – похожи на мертвецов. Вся надежда на своих солдат и саперов. А мне звонят, требуют, угрожают… Будто я факир: взмахну палочкой – и Белгородско-Харьковский плацдарм уже «крепость»! Вот вызывают на кустовое совещание.– Сочувствую, – усмехнулся Роберт. Он предупредительно вытащил из кармана три почтовых открытки и положил их на стол перед Харихом.– О! – отвлекся тот от рубежей, забыв о крепости и начальстве, которое вызывало его на завтра. – Чудесно! Ворскла. А это? – читал капитан по складам: – Запорожский хутор… Село… Прелестные виды. Где вы их взяли?– У своей любовницы. В альбоме. Ворскла – это их воспетая в песнях речка. Город, куда вас вызывают, тоже на Ворскле, – говорил Роберт.– Прелестно! – смягчился гауптман. – Да, прошу вас: я совсем замерз. Позаботьтесь, чтобы протопили мою комнату. Омелько это может сделать.– Есть! – ответил Роберт, вытянувшись перед комендантом.– Майера я отослал, а теперь хоть самому готовь сведения, – не то спросил, не то приказал комендант, поглядывая на переводчика и потирая руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31