.. А Василий еще за три дня до того предупредил Орисю, что снова началась вербовка рабов для Гитлера. Бежать надо, прятаться!.. А вот эти двенадцать не убежали..«Судьба!.. Судьба!.. – вздохнул тяжело Василий. – То же говорила как-то Марфа Сегеда. Из счастья да горя и сковалася доля!.. И почему ты таким тяжким грузом легла на плечи наших людей?»
В селе будто на передовой. На огородах, в низине, у верб, бабахают выстрелы. Эсэсовцы охотятся за девушками и парнями. Фашистам нужны дешевые рабочие руки для шахт Рура, для рейнских химических заводов, на поля прусских помещиков. Гитлер гонит с восточных просторов, «завоеванных» его войсками, рабов. Сотни и сотни тысяч русских, украинцев, поляков, французов, белорусов, сербов, чехов, бельгийцев уже снискали смерть в лагерях и на непосильных работах.Гитлеру нужны рабы, потому что немцев-мужчин от шестнадцати и до пятидесяти пяти лет он отослал на Восточный фронт – добиться реванша за Сталинград.Плач, отчаянные крики и выстрелы вокруг. Горе в селе. Даже соловьи примолкли. И солнце спряталось за черные тучи.Орися третий день сидит в своей пещерке – давнишней силосной яме. Мало надежды, что Роберт Гохберг на этот раз сможет спасти ее от каторги. Нет надежды на Василия… Видно, и его самого как будто заподозрили в том, что он не тот, за кого выдает себя. Как овчарка, крадется за ним Омелько Кныш.Сквозь сухой подсолнечник, который прикрыл пещерку, Орися видела отцветшие ветви яблони, вишен, абрикосов и слив. Цвет теперь оставался лишь на кустах бузины. Стало тоскливо, словно весна покинула землю навсегда.В саду на яблонях уже завязались плоды. И у нее зимой тоже появится сын или доченька. Ей и страшно и радостно. Страшно, потому что по ее родной земле ходят фашисты со своими подручными, вроде Омельки. Зверь и тот какую-то жалость имеет, а эти вчера за волосы тащили Маринку. Теперь она, Орися, живет в вечной тревоге и за себя, и за Василия, и за их будущего ребенка. Но другая дума смущала и радостью наполняла сердце. Они любят друг друга, и в маленьком сердечке ребенка будет вся их любовь, их счастье, их гордость и утеха! Она станет матерью. А ее сын (Орися верит, что будет мальчик) вырастет таким же бесстрашным, умным, таким же стройным и красивым, как его отец. Только глаза у него будут карие, ее, Орисины, глаза…Тоскливо сидеть в одиночестве. Вчера ночью на железной дороге гремели взрывы. Партизаны пустили под откос эшелон. Вагоны вползали один на другой и, перекидываясь, катились вниз, с танками, с цистернами. Как бы хотела Орися уйти сейчас вместе с Василием к партизанам. Это от их взрывов содрогалось сегодня небо. Это сослужил свою службу тол, спрятанный Василием и его погибшими товарищами.Но она сидит, словно плененная лютым Кащеем в пещере, в подземелье, царевна, и ждет не дождется своего освободителя, чтобы он уничтожил страшного ворога и вывел ее на свет, где сияет солнышко.Послышались шаги. Орися затаила дыхание. То ступала босыми ногами ее мать.– Бог в помощь, Марфа Ефимовна! – донеслось из соседнего огорода, от Мирошниченковых.– Спасибо, – ответила Марфа и начала цапкой пропалывать картошку. – Думала, что и не взойдет, ведь одну шелуху садила. Сказано же: бог посеял дождик, а поднялась картошечка…– Да, поднялась…– Куманьки! Ой, соседушки! – внезапно прозвучало громко. Это бежала на огород другая соседка. – Слышали?..– Разве все услышишь? Беда не спит, по людям ходит, – сказала Марфа. – Что там еще?..– Да сегодня ночью пришли к Омельке Кнышу трое с короткими ружьями, с теми, что колесо внизу приставлено… Так вот, пришли, заткнули Омельке рот тряпкой и повели бог знает куда. Омельчиха бегает по селу и плачет! И к коменданту ходила!– Поживился Омелько, как пес пасхи! – сказала Марфа Сегеда.– И еще не все, куманьки! – продолжала соседка. – Ивга Данька-полицая как раз выходила на огород…. Только щеколдой стукнула и видит… там бумажка… Присмотрелась, а там написано… «Будь, пишут, умнее, Данило, чем твой сосед Омелько Кныш. Знай, Данило, скоро наши придут, вернемся и мы в село…» Так и написано, куманьки!.. Вернемся, значит, и беды тебе не миновать, если только будешь свиньей… А будешь помогать нашим убегать от каторги немецкой, может, простит тебе советская власть… Вот как!..– Все уже знают, что такое письмо пришло Даниле? – спросила Марфа.– Нет! Это она только мне сказала…– Так вот, Ганна, придержи язык за зубами!..– Да и вы тоже – ни-ни… А про Омельку уже вся округа знает!.. Пропал, как с моста упал. Все это одна рука делает.Орися усмехалась, прислушиваясь к этому разговору. Еще вчера, говорили, хвалился Омелько, что поймает Аришку, не посмотрит, что она «таскается» с Робертом. И поймал… зайца за хвост. Она давно жаловалась Ивану Рыжкову, что от Омельки нет жизни. Вот и постарались партизаны.– Мама! – осторожно позвала Орися. – Подойдите ближе.– Ты слыхала, что Ганна говорила?– Да. А Василий не приходил?– Нет… Говорят, генерал к капитану приехал. Ищут квартир для офицеров. А войско идет и идет, да все на танках. И где они столько железа взяли? Смотреть страшно на машины. А как же с ними воевать? Как остановить такие страшилища?..– Остановят, мама! Наш Вася каждодневно и каждочасно беспокоится, чтобы за Белгородом встретили тех «тигров» добрым огнем! Наши знают обо всем…– А не рассказывал Василь, есть у наших такие танки? – несмело поинтересовалась мать.– Есть.Марфа Ефимовна вздохнула и, сложив руки, будто собиралась сотворить молитву, с минуту молча смотрела на северо-восток, куда с рокотом и лязгом каждую ночь ползли черные танки Гитлера с крестами на броне.
А в селе безутешно, словно над умершими, рыдали матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31