Дожди давно прибили к земле некогда нежные лепестки яблоневого и вишневого цвета. На ветках, до которых можно было с погребни дотянуться рукой, на плотных хвостиках повисли зеленые с сизым пушком, величиной с орех, яблочки. Над яблоней раскачивал буйной кроной тополь, напоминая парня с чубатой головой, который подставил свои кудри буйному ветру, чтобы тот расчесал их.Свистит ветер, поднимает на кровле жмуты соломы, вырывает ее из-под заржавленной бороны и поломанного колеса, положенных на погребню еще покойным Сегедою.Сердится тополь, словно надоело ему тут стоять без дела.И Василию осточертело ежедневно бывать среди волков. Если бы не Орися, неизвестно, выдержали ли бы его нервы, не разорвалось ли бы его сердце от такой напряженной жизни.Но оставаться среди врагов необходимо. Генерал Ш.мйдт говорил Хариху, что имеется приказ генерал-фельдмаршала Шпейделя в случае наступления советских войск превратить этот край в «мертвую зону». Шпейдель хочет, чтобы все села и города были сожжены, местные люди уничтожены, а уцелевшие – вывезены. Василий даже побледнел, когда услышал это. Трудно было представить себе такой благодатный край превращенным в пепелище.И Василий дрожащими руками выстукивал своему командованию об этом черном плане.Еще радировал Василий:«На участке фронта от Казацкого до Трефиловки и севернее сосредоточено 10 танковых дивизий 4-й танковой армии, 7 пехотных, одна моторизованная дивизия. Продолжает прибывать танковый корпус СС. Штаб его в школе в нашем селе. Офицеры говорят, что войска Белгородско-Харьковского плацдарма будут обслуживаться тремя авиационными корпусами воздушной армии генерал-фельдмаршала Рихтгофена. Силы противника на участке Белгород – Волчанск значительно меньше, нежели между Белгородом и железной дорогой, которая идет через Готню на Льгов.Вечером сбросьте бомбы на штаб танкового корпуса СС. Даю координаты…»Он прекратил выстукивать и задумался.«Все…» – вздохнул он и начал свертывать радиостанцию. Узнать бы теперь, когда немцы начнут. Или, может, они будут ждать первого удара от русских? Но для обороны не сосредоточивают восемьдесят – сто танков на километр фронта. Удар готовят фашисты. Но когда?..Это «когда» вместе с разведанным количеством дивизий, с оборонительными рубежами около Харькова, Белгорода и составлял знаменитую «Цитадель».Когда?.. Командование должно знать, когда выйдут на рубежи немецкие «тигры» и «фердинанды», пехота, артиллерия, знать, чтобы перед наступлением засыпать их боевые порядки снарядами и бомбами.Когда же?..– Орися, милая, ты здесь? – позвал он тихонько.– И мама тоже…Василий спустился сверху.– Вы, должно быть, сердитесь на меня? – виновато спросил он Марфу Ефимовну.– А за что сердиться?– Ну, за все… Может быть, за Орисю?Он молчал, ждал, словно перед судьей.Мать уже знает, что дочь ждет ребенка. А какой матери приятно узнать, что необрученная дочь беременна? К тому же отца ребенка еще ждут бои, бои, а может, и смерть. Все ниже склонял Василий голову, обвиняя одного себя.Но и слова упрека не услышал он от старой матери. Почувствовал ее жесткую, натруженную руку. Марфа Сегеда погладила его, как маленького, по голове, задержав потрескавшиеся пальцы на поседевших волосах юноши, провела по его щеке. А потом, утирая фартуком глаза, сказала:– Бог вам судья… – и пошла прочь.А Орися припала к его груди:– Родной! Нам всем троим надо уйти к партизанам! Мое сердце неспокойно. Не зря же ты пришел сюда огородами? За тобой следят?!Василий зажмурил глаза. Утром на него косо поглядывал Харих. Воспользовавшись тем, что гауптмана вызвал командир корпуса, Василий незаметно выскользнул из комендатуры и низиной, огородами пробрался во двор Сегеды. Это небезопасно для девушки, для матери и для него. Но иначе он не мог. Такие новости должны были знать за линией фронта. От них зависел исход будущих боев. Теперь сообщение Василия уже расшифровывают и через минуту передадут в штаб. Разведчик свое сделал!– Ты правя, Орися, надо идти к партизанам, – сказал Василий. – Тебе и матери сегодня же вечером… Действительно, я не зря пришел огородами…– А ты?..– Я выйду из села поздно ночью… А вас прошу идти немедленно…– Я с тобой…– Орися, милая! Я буду не один. Вечером придут от Ивана ребята… А ты иди с мамой!.. Ну, что ты смотришь на меня такими грустными глазами? Улыбнись же, ласточка моя чернобровая! Женушка моя милая… Завтра встретимся!..– Только ты не задерживайся… – она печально улыбнулась, спрятав лицо на его груди. – Славный мой!..
Наступила полночь. В селе тишина. Только на шоссе топали сапогами солдаты. Время от времени переговаривались с часовыми возле штаба патрули, а потом следовали дальше и на перекрестках встречались с другими патрулями.В избах темно – ни огонька. Месяц тускло отсвечивал в окнах, которые поблескивали в просвете кленов и акаций, и рассыпал скупую позолоту на кукурузном листе.А под теми листьями прятались трое. Несколько часов лежали они возле шоссе.Василий не раз подсчитывал в уме, все ли они учли, готовясь к предстоящей операции. «Будто все». Хорошо, что Орися ушла к Ворскле. А Марфа Ефимовна так и не захотела: «Орися часто исчезает из села, прячется от облав, к этому уже привыкли. А если я покину хату, то ее завтра же сожгут. Да и стара я идти в такую даль ночью…»– Ребята, – прошептал Василий. – Свои обязанности не забыли?– Не забыли, товарищ лейтенант. Василий усмехнулся. Давно к нему не обращались так. Он даже хотел поделиться с товарищами радостью: уже с неделю ему присвоено звание старшего лейтенанта, но передумал: еще скажут – хвастает Василий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31