Я тронул старшего сержанта за рукав.
— Андрей, давайте сходим туда. — Я махнул рукой в сторону дымка над дорогой. — Там люди. Надо бы помочь, сюда их вытащить…
Шведов неторопливо повернулся ко мне, вынул свой кремень и стал чиркать по нему кресалом.
— Не суетись, Саня. На войне суетиться ни к чему.
— Люди же там…
— Внимательным надо быть. Все надо увидеть, оценить толком, а потом уже действовать… Людей там нет. Они здесь.
— Где? — встрепенулся я и стал разглядывать окружающих.
Закуривая, Андрей молча поднял глаза и взглянул поверх моего плеча. Я обернулся. На траве за обочиной неровно лежала плащ-палатка. Из-под неё торчали три пары сапог. Солдатские ботинки, пара кирзовых и пара пожелтевших брезентовых, какие обычно носили командиры-ополченцы. Такие точно я видел вчера на моем однокурснике Саше Подбельском. Он был теперь политруком роты, воевал под Ораниенбаумом и приехал зачем-то в Ленинград на машине. Предлагал подбросить меня в Ораниенбаум, но у меня на руках ещё не было предписания.
«Очень похожие сапоги, — подумал я. — И разве не мог Саша задержаться до утра? Кажется, даже собирался. Да нет. С какой стати ему задерживаться? Да и мало ли таких точно сапог? Конечно, это не он. Не стоит и смотреть. А все-таки вдруг он?..»
Меня неудержимо потянуло взглянуть в лица погибших, и вместе с тем удерживал от этого какой-то страх.
— Андрей, как вы думаете, можно, я на них посмотрю?
— Можно. И даже полезно.
Я прыгнул через кювет и медленно, точно он был пудовым, приподнял угол плащ-палатки над головой мертвеца в брезентовых сапогах. Нет, не Саша. Другое лицо, но тоже знакомое. Не могу вспомнить, кто это. Парень моего возраста. То ли мы росли рядом в нашем Дзержинском районе и встречались на улицах, в магазинах, в Летнем саду. Или, быть может, он учился в университете на другом факультете и попадался мне на глаза в длинном, вечно шумном университетском коридоре, в сутолоке университетской столовой. А может быть, я видал его в очереди в Публичку или сидящим напротив меня за длинным столом её читального зала? Не знаю. Это был один из тех незнакомых знакомых, с которыми — непонятно, почему? — не здороваешься, хотя их жизнь идёт рядом с твоей.
Осторожно, словно покойника можно было разбудить, опустил я на его лицо угол плащ-палатки и вернулся на дорогу.
— Ну что, познакомился? — спросил Кратов.
— Познакомился.
На развилке меж тем шёл все тот же разговор. Раздавались голоса:
— День, как назло, ясный.
— Да уж куда ясней, будто и не сентябрь вовсе.
— Интересно: откуда он дорогу видит?
— Забрался в Лигове на станционную водокачку, вот и видит.
— Нету там водокачки.
— Чего спорить-то, — сказал пожилой шофёр с толстым животом, с которого все время съезжал ремень. — Из Дудергофа, с Вороньей горы, всю эту округу как на ладони видать. Я там работал, на самой горе, на лимонадном заводе.
— Я думал, живот только от пива бывает. А оказывается, и от лимонада, — сказал Кратов.
Кругом загоготали.
— Значит, фрицы там теперь твой лимонад пьют! — продолжал потешаться моряк, ободрённый всеобщим хохотом.
— Скажешь тоже, полосатая душа, — обиделся толстяк. — Мы там все покурочили, а сахар в Ленинград вывезли.
— Верно папаша говорит, — вмешался один из пограничников. — С Вороньей горы он и корректирует обстрел дороги.
— Воронья гора тут ни при чем, — уверенно сказал Шведов. — Если немцы на ней закрепятся, то, конечно, оборудуют там наблюдательные пункты для тяжёлой артиллерии. А здесь по дороге небольшие пушки с близкого расстояния бьют. Наблюдатель от них в тыл не пойдёт. Хотя бы и на гору. Он вперёд выдвинется. Иногда даже ближе пехоты к противнику подберётся.
— Выходит, пока немцев отсюда не отгонят, на дороге спасу не будет, — вздохнул рядом водитель, похожий на цыгана.
Как бы в ответ на эти слова, на шоссе взметнулся разрыв. Другой, третий и четвёртый поднялись справа и слева от дороги.
— Крепко шпандорит!
— Для острастки нам подкинул.
— Четырехорудийная батарея на дорогу нацелена.
— Хорошо, если одна.
— Все ясно, — сказал лейтенант с облегчением. До этой минуты он, видимо, колебался, не знал, что делать, и невольно втянулся в шофёрский митинг. Теперь он принял решение. — А ну, все по машинам, долой с развилки! Развели мне тут базар на КПП. Заворачивай все назад! И пешим тоже не скапливаться! Туда или сюда!
Водители стали было разбредаться по своим машинам, но тут на полной скорости вкатился на развилку и со скрипом затормозил пятитонный грузовик ЯЗ. В его кузове, плотно прижавшись друг к другу, стояли женщины. В момент резкой остановки раздались взвизгивания.
— Кто такие? Куда вас несёт? Заворачивай машину! — закричал лейтенант. Он зачем-то снял с шеи автомат и потрясал им, будто звал кого-то за собой в атаку.
Женщины, напугавшись, что их повезут назад, полезли из кузова. Одни занесли ноги через борт и застряли на нем, обнажив разных цветов трико. Другие перегнулись через борт, собираясь выкатиться на дорогу кулями.
— Да стойте же вы! Куда?! Расшибётесь! — закричали мы.
— А ну, бабы, слазьте с бортов, — властным голосом скомандовал Кратов.
Он вышиб одну за другой задвижки и опустил бортик.
— Вот теперь — прошу! Ну, давай ты, Белая Головка! — Он улыбнулся девушке с длинными светлыми волосами. — Сигай в мои объятия!
Девушка присела, обняла моряка за шею, а тот взял её за талию, высоко приподнял, несколько секунд подержал её над собой и бережно опустил на землю.
С помощью бойцов все женщины благополучно высадились, кроме совсем старой бабушки, которой взялся помогать я. Бабуся топталась у края кузова, стоя во весь рост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81