Главное, что интересовало Сикору, было, конечно, наступление Красной Армии. Я сказала, что не имею права отвечать на подобные вопросы: не могла же я признаться, что сама не знаю этого.— Тогда скажите, панна Ася, хоть одно слово — скоро или нет?Я улыбнулась и, глядя ему в глаза, убежденно произнесла:— Скоро… Очень скоро…В бункере у Янички не пели. По улице часто проходили люди, которые могли услышать нас. Днем мы лежали или сидели поджав ноги — нижние нары были сделаны почти на полу. Монотонно гудела карбидка.Ровно в семь утра Яничка приносила кастрюлю горячего молока, в два часа дня — обед, а в семь вечера — ужин. К ночи партизаны неслышно уходили из дому, и я опять оставалась одна. Яничка принесла мне двенадцать книжек романа «Белая невольница». Я очень смеялась, когда в седьмой или восьмой книге автор забыл имя своего главного героя.И вдруг неожиданная удача: книга-сборник «Народное творчество в Силезии». Лингвист и этнограф Люциан Малиновский в конце прошлого века совершил путешествие по Силезии с целью изучения языка, нравов и обычаев жителей этого богатого промышленного края. Побывал Малиновский и в Бренне и в Устрони.О чем же рассказывали силезские крестьяне в долгие вечера при свете лучины, на завалинках, около дома, на сельских вечеринках? О злых панах, о хитрых хлопах, которым удавалось провести этих панов, о добрых духах, помогающих бедным людям.Меня заинтересовало польское предание о том, что в реке Одре находится камень, который в давние времена являлся пограничным знаком. В предании говорилось, что, когда этот камень найдется, в тот же час истинная польская граница будет восстановлена. (Только после второй мировой войны исполнилась вековая мечта поляков — новая государственная граница проходит по реке Одре, а недавно я слышала, что нашли в этой реке большой камень…)Очень понравилась мне легенда о спящих в горе Чантории рыцарях с конями. Каждый год в день святого Яна бьет барабан, открывается гора, выходит оттуда воин и спрашивает: «Что, уже пора нам идти?» А комендант отвечает: «Пока нет». Все рыцари в это время стоят одной ногой на земле, другую держат в стремени. Когда скажут им «нет», то они ложатся и спят еще целый год. Через год повторяется то же самое. Когда придет их время — готовы они к великой битве.Но больше всего запомнилось и явилось предметом раздумья многих дней одно место из предисловия к книге. На основании богатого материала пришел Малиновский к интересному выводу: не приходилось ему слышать, чтобы житель Силезии отзывался о немцах с ненавистью или пренебрежением. В то же время шутки над немецкими обычаями встречаются часто. В Силезии немецких сел немного. Это села старых колонистов, которые жили обособленно от поляков. Тем виднее была разница в обычаях.— Янек, помоги разобраться, — обратилась я к Заваде. — Как понять все эти ваши взаимоотношения?После некоторого раздумья Янек ответил:— Видишь ли, Ася, первая историческая заметка о Польше относится к девятьсот шестьдесят третьему году — война с немцами, девятьсот шестьдесят шестой год — война с немцами. И потом от времени до времени новые войны: тысяча четыреста десятый год — битва при Грюнвальде, тысяча четыреста пятьдесят четвертый год — двенадцатилетняя война с немцами, и так далее. И в этой войне сколько поляков погибло в концлагерях, сколько сожжено в печах Освенцима, Майданека… Ты, наверное, не слышала, как в Генеральной губернии в горах Святого Креста отметили гитлеровцы годовщину битвы при Грюнвальде? Нет? В этот день расстреляли столько поляков, сколько было убито немцев в тысяча четыреста десятом году. Здесь, в Силезии, много немцев, которые живут уже сотни лет рядом с нами, с поляками. Народ немецкий не виноват в тех преступлениях, которые совершают фашисты. А с фашистами у нас особые счеты, особые взаимоотношения!Последнее время, как только партизаны уходили на выпады или на встречи с другими группами, ко мне приходила Яничка и сидела почти до рассвета. Мы очень подружились с ней.Иногда она рассказывала о вновь прибывших в город немецких воинских частях. Эти последние километры перед фронтом были так густо заселены ими, что партизанам приходилось то и дело менять расположение. В отряды все чаще приходили новые люди, бежавшие из немецкой армии.Очень опасно становилось работать на рации. Изредка приходил майор с кем-нибудь из наших. Тогда мы забирались на чердак и несколько минут могли побыть вместе. Это были невеселые минуты. Я спрашивала:— Ну, что там слышно? Скоро?..Он только пожимал плечами.— Если бы я мог знать!..Я просила его взять меня с собой в лес. Он убеждал оставаться пока у Янички.— Тут безопаснее, Ася. Подожди еще немного. А сейчас взять тебя не могу. Пойми, ведь ты радистка.— Но я не могу больше ждать! Пусть будет трудно, только вместе. Да и работать становится все сложнее… Товарищ майор, неужели это будет, — что вы придете когда-нибудь… среди белого дня?..— Совсем разуверилась, — качал головой майор. — Ну конечно, это будет…А потом он торопливо уходил, чтобы до рассвета вернуться в бункер.Партизаны часто говорили о книге Гитлера «Моя борьба». Но говорили о ней уже как о чем-то прошедшем. Я, с трудом прочитав несколько страничек, отложила ее в сторону. Меня вполне устраивали «комментарии» к этой книге, сделанные нашей армией. Все партизаны хорошо знали немецкий язык, и мне представлялась большая возможность изучить его. Но, к моему собственному удивлению, постоянная привычка детально изучать все, что встречается на пути, наталкивалась на какую-то внутреннюю преграду. Я просто не хотела изучать немецкий язык.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45