Напротив матово поблёскивали в пирамидах винтовки. Посреди комнаты на столе — станковый пулемёт. В коридоре висели часы. Толстые, как бочонок, с необычайным циферблатом, разделённым на двадцать четыре части. Этим часам подчинялось все.
Утром, стоя в строю с новеньким карабином у ноги, Володя впервые увидел командира части. Капитан-лейтенант Арсеньев говорил негромко, но очень чётко. Строгий, подтянутый, тщательно выбритый, с крутым подбородком и широко открытыми немигаюшими глазами, он создавал впечатление суровости и скрытой внутренней силы. Именно таким Володя представлял себе командира-моряка.
Арсеньев подошёл к строю и принял рапорт вахтенного. По выражению холодных серых глаз нельзя было определить, какое впечатление произвели на него новые бойцы. Командир части не сказал им ни слова, только внимательно осмотрел каждого. У него в те дни было много забот. В ближайшее время — через неделю или через час — предстоял выход на фронт.
После построения новых бойцов собрал комиссар части Яновский. Это был плотный человек среднего роста, с красно-золотыми нашивками батальонного комиссара на рукавах. Лицо у него было строгое. Твёрдые губы крепко сжаты, брови чуть нахмурены. Зато глаза — добрые, небольшие, золотисто-карие. Сомин сразу обратил на это внимание.
— Рассаживайтесь по банкам! — комиссар указал на скамьи, стоявшие у стены. — Привыкайте к нашей морской терминологии. Вы теперь — моряки. Не забывайте об этом. Дело, конечно, не в морских словечках и даже не в форме одежды. Вам доверены традиции русского флота: отвага, верность, единство. Вот что всегда свойственно морякам. Вы теперь матросы Отдельного гвардейского миномётного дивизиона моряков.
Сомин не мог удержаться от гримасы недоумения: «Миномётный? А я-то при чем?» Он видел мельком миномёты. Труба на круглой плите — и только.
Комиссар заметил недоумение сержанта, но не прервал своей речи. Только в углах небольшого рта с чётко очерченными губами мелькнула едва заметная усмешка, а глаза заблестели весело и молодо. Но тут же его лицо стало по-прежнему сурово озабоченным.
— Гвардия, да ещё морская! Вы понимаете, что это значит? Матросы нашей части заслужили это высокое звание в бою. Здесь есть люди с геройски погибшего корабля «Ростов». Среди них — командир нашей части капитан-лейтенант Арсеньев. Есть у нас балтийцы и североморцы. Сам я служил в береговой обороне на Тихом океане. Кое-кто, как и вы, пришёл из сухопутных частей, но это ничего не значит. У нас все теперь — моряки, а воевать будем на суше — защищать Москву. Сейчас вас распределят по подразделениям. Помните: времени очень мало. Старайтесь поскорее освоить технику, потому что в любой момент мы можем понадобиться. Вот и все. Желаю успеха, товарищи моряки!
Комиссар снова улыбнулся одними глазами и уголками губ, а Сомин подумал, что под командованием этого человека будет хорошо воевать. Именно о таких начальниках он мечтал, лёжа на формировочном пункте в тяжкие дни ноябрьского наступления на Москву. «Теперь повоюем, гвардия! — сказал он сам себе. — Только бы не ударить лицом в грязь в первые же дни!»
Об опасности он не думал, потому что ещё не представлял себе реально, что такое бой. Страха смерти не было. Была только неясная тревога: «А сумею ли я, как они?» Ему казалось, что все здесь — настоящие герои, начиная от командира и комиссара, кончая весёлым сигнальщиком Косотрубом, и от этой мысли на душе становилось спокойно и легко.
Володю Сомина и Писарчука назначили в расчёт зенитно-противотанковой пушки, а Ваню Гришина в походную ремонтную мастерскую «летучку». Подразделения отправлялись на занятия. Через распахнутое окно вместе со свежим, холодным воздухом влетала песня:
Гвардейцы-миномётчики
идут вперёд,
За наше дело правое,
за наш народ…

2. РАИСА СЕМЁНОВНА
Уже в первый день Володя обратил внимание на то, что здесь очень часто упоминают какую-то Раису. Что бы это могло значить? Кто такая эта женщина? Некоторые почтительно именуют её Раисой Семёновной.
На складе новоприбывшим выдавали оружие. У порога матрос вскрывал широким штыком ящики. Там, завёрнутые в промасленную бумагу, лежали гранаты. Прямо на полу высились штабеля цинковых коробок с патронами. У стены синели стволы карабинов.
С неба падали редкие снежинки. Они залетали в распахнутые двери склада и оседали звёздочками на воронёной стали, покрытой толстым слоем смазки.
— Мороз, однако! — Кладовщик подул на красные руки и снова стал вынимать гранаты из ящика. — Расписывайся, Сомин, получаешь на весь расчёт: восемнадцать гранат РГД, запалы к ним, а эти держи отдельно, по дороге занесёшь Шацкому. Знаешь его?
— А где этот Шацкий?
— Там, у Раисы. Смотри, куда показываю!
— Где? — Володя посмотрел, но не увидел никакой Раисы. Около громадной, скошенной назад машины, под тугим брезентом, несколько матросов разбирали гранаты.
Сомин не стал задавать вопросы. Он пошёл, куда указывали, передал взрыватели, потом спокойно свернул самокрутку и чиркнул спичкой. Шацкий — здоровенный матрос с открытой, несмотря на мороз, грудью, вырвал папироску из рук Сомина.
— Не курят у Раисы. Не знаешь, что ли, салага!
— Ты, полегче на поворотах!
— Иди, иди! — Шацкий притоптал папироску ногой. — В следующий раз закуришь здесь — банок нарублю! — беззлобно добавил он.
Под приподнятым брезентом раздался смех. Сомин заглянул туда. Он увидел какие-то железные балки. Сверху на них лежали длинные, почти в человеческий рост, матовые снаряды с хвостовым оперением. Они напоминали изображение межпланетного корабля из фантастического романа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23