Возьмите меня с собой. Я здесь не останусь.
Старшина наливает, они выпивают.
Взлетка. На бетоне на вещмешках дожидается вертушку сводный батальон. Сидельников лежит, положив голову на вещмешок и закрыв глаза.
За кадром: Война пахнет всегда одинаково - солярой, пылью и немного тоской.
Ничего не изменилось на этой взлетке за четыре месяца. И ничего не изменится. Пройдет еще четыре месяца, и четыре года и еще четыре раза по четыре и все также палатки будут стоять здесь, на этом самом месте, все те же палатки, и около фонтанчика с водой все также будут толпиться люди, и винты вертушек будут крутиться, не останавливаясь. И все также исправно будут снабжаться разорванным человеческим мясом госпиталя.
Я закрываю глаза и чувствую себя муравьем. Нас были десятки тысяч таких, ждавших своей судьбы на этом поле. Десятки тысяч жизней, таких разных и таких похожих проходят у меня перед глазами. Мы жили и умирали здесь, и похоронки наши летели во все концы России. Я един с ними со всеми. И все мы едины с этим полем. В каждом городе, куда пришла похоронка, умерла часть меня. В каждой паре глаз, бездонных, выжженных войной молодых глаз остался кусок этого поля.
Лежащий рядом солдат толкает Сидельникова локтем.
Солдат: - Курить есть?
Сидельников достает сигареты, они закуривают. Солдат протягивает руку:
- Толян.
Сидельников: - Аркан.
Толян: - Интересно, куда нас?
Сидельников: - В Грозный.
Толян: - Вот и я думаю, что в Грозный. А майор говорит - в Шали. А вертушку мы ждем на Ханкалу. Зачем же на Ханкалу, раз нас в Шали? А я был в Шали. Меня и ранило там. Там своя взлетка есть, если бы в Шали, то мы и летели бы в Шали. Нет, точно, в Грозный. Ты был в Грозном?
Сидельников: - Был.
Толян: - Ну и как там?
Сидельников: - Жопа.
Из штаба выбегает почтальон и бежит к взлетке. В поднятой руке у него конверт, он бежит и кричит что-то. Солдаты смотрят на него.
Толян: - Интересно, кому это? Вот же подфартило...
Когда Фунт подбегает, становится видно, что у него в руке телеграмма. Он бежит, размахивая ею и кричит: "Сидельников! Сидельников"
Фунт: - Сидельников... На... У тебя отец умер.
Команда: - Батальо-он, строиться! На погрузку!
Сидельников стоит с телеграммой в руке, мимо него идут солдаты, хлопают его по плечу: "Повезло" и садятся в вертушку.
Вертушка взлетает. Фунт и Сидельников стоят на взлетке и смотрят ей вслед. Вертушка уже скрылась за хребтом, а они все стоят. Сидельников сжимает в руке телеграмму.
Фунт: - Пойдем. Слышишь?
Сидельников: - Да.
Фунт: - Тебе надо оформить отпускной, без него не посадят на борт. Пойдешь к кэпу, он тебе все подпишет, после этого зайдешь к писарям, они выпишут проездные документы, а потом в финчасть за отпускными. Ты меня слышишь?
Сидельников: - Да.
Фунт: - Ладно. На, закури.
Каптерка. На столе водка, хлеб, тушенка. На полу, в куче бушлатов, валяется пьяный майор Минаев. Сидельников трясет его за плечо:
- Товарищ майор! Я улетаю. Товарищ майор! В отпуск я, товарищ майор...
Минаев не просыпается, мычит что-то невнятное.
Сидельников: - Товарищ майор!
Майор не просыпается. Тогда Сидельников снимает с него портупею и надевает её вместо своего солдатского ремня, затем меняет свою кепку на офицерскую. Смотрит на берцы на ногах майора, примеряет к своим кирзачам. Малы. Потом подходит к столу, наклоняется, поднимает валяющийся на полу автомат и прислоняет его к стенке, наливает водки в стакан, выпивает, закусывает тушенкой. Затем выходит.
Полк. Пустой плац, трибуна. Около трибуны стоит забытый барабан. Сидельников смотрит на него. За кадром звучит марш "Прощание славянки", топот марширующих рот. Заводятся винты вертолета. Потом звуки стрельбы, крики: "Чехи! Чехи! Ложись!", кричит раненный, стрельба, разрывы, бьет пулемет...
За кадром: Отец подарил мне жизнь дважды. Если бы он умер через двадцать минут, я умер бы через полчаса - при посадке в Ханкале вертушку расстреляли. Из девяноста шести человек осталось сорок два.
ЗТМ.
Москва. Аэродром "Чкаловский". Сидельников выходит из самолета вместе с другими отпускниками - это все офицеры. Сидельников один солдат среди них единственный кому удалось улететь из этой мясорубки. Единственный живой. Остальных срочников выгружают из грузового люка в цинках. Выносят раненных.
Железнодорожная станция "Чкаловская". Сидельников покупает билет:
- До Москвы сколько? Дайте один.
К нему подходит солдат-контрактник, молодой парень:
- Земляк, из Чечни?
Сидельников: - Да.
Контрактник: - Слушай, зема, добавь немного, а? Денег нет совсем. А я отдам потом.
Сидельников с контрактником едут в электричке. Контрач перематывает грязную портянку, поставив ногу на скамью. Они едят перловку, пьют пиво, громко разговаривают. На них смотрят. Контрач закуривает.
Контрач: - Нас никого не отправляли оттуда, нам даже телеграммы запретили приносить, потому что все хотели улететь, а вертушек не было и никто не возвращался, а блокпосты надо было держать. Меня взводный посадил на вертушку, он меня силой впихнул в люк. Наверное, я последний солдат, который улетел из Грозного. Больше там в живых нет никого. Все трупами завалено, одни мертвые там остались, одни мертвые. Вот, смотри, это мой взвод. Вот это Андрюха, земеля мой. Он погиб. Череп осколком раскроило. А это Витька, он тоже погиб, подорвался на растяжке, а это Санька, и он погиб тоже ... Подожди, я лучше покажу тебе тех, кто не погиб. Вот этот, его ранило, и эти двое. И еще вот этому оторвало кисть, он летел со мной вместе в одной вертушке из Ханкалы. И еще я. Остальные все погибли. А я живой. И ты живой. И мы едем домой. Ты веришь в это?
Сидельников:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29