«Почему все время именно я? Почему я должен пахать как проклятый, когда все отдыхают?..» Игнатюк вырубился и не знал, пять минут или несколько часов спал он, но проснулся от сильного толчка в бок. Он увидел над собой злое, упитанное лицо «деда»:
— Эй, виновник торжества, вставай — кончилась твоя лафа!
— Отстань, с меня довольно! — неожиданно огрызнулся полусонный Игнатюк.
— Не понял! — «дед» застыл с открытым от изумления ртом.
Затем случилось то, что собственно и должно было произойти. С нар спрыгнули «старики» и, скинув Игнатюка на пол, стали лупить его из чисто корпоративных соображений.
Сквозь густой мат до Игнатюка донеслось:
— Ты что, и вправду решил день рождения справлять, салага?
До рассвета Игнатюк зализывал свои раны, тихо плача — то ли от боли и обиды, то ли от гордости за себя и свой поступок.
2004 год

«Орел»
Война была в самом разгаре. Каждый день с фронта приходили вести о погибших и раненых. Особую категорию жертв составляли пленные — тоже непременный атрибут всякой войны. Многие солдаты предпочитали плену смерть, потому что плен ассоциировался с той же смертью, но позорной и мучительной, растянутой во времени. И все же попавшие в плен верили в чудо, продолжая надеяться, что на родине сделают все, чтобы выцарапать их у Смерти.
С карабахской стороны пленными занимался майор Костанян. Тяжелая и крайне сложная работа, которую он выполнял уже третий военный год, укладывалась во внешне нехитрую схему: нужно было на основе официальных и неофициальных данных установить местонахождение пленного, выйти на контакт с лицами, занимающимися аналогичной работой с противоположной стороны, договориться с ними об обмене, обговорить условия последнего… Кто мог догадаться, что после каждого обмена живого человека или трупа у Костаняна на голове прибавлялось седых волос, появлялось какое-то непонятное чувство опустошенности, от которого не сразу приходил в себя?
Костанян родился и вырос в Баку, имел по ту сторону баррикады множество знакомых, а потому искал пленных как по официальным, так и личным каналам. Он выходил на контакты с людьми самого различного склада ума и характера, социального и общественного положения. Звонил, просил, убеждал. Многие обещали помочь и помогали. Любопытно, что несмотря на продолжающуюся войну, поддерживали связь и бывшие пленные, добровольно предлагая свои услуги по поиску без вести пропавших.
Костанян даже не задавался вопросом, почему все эти люди должны помогать ему — ведь встреться на узкой тропе войны их сын или брат с карабахским солдатом, оба, не колеблясь, поспешили бы первым спустить курки…
Костанян вел свой старенький «Москвич» по улицам полупустынного военного города, мимо поврежденных от авианалетов и артобстрелов зданий, зияющих то здесь, то там пустыми глазницами окон. Его мысли были заняты Назилей. Она была взята в плен во время боев в Физулинском направлении. Девушка растерялась в общей суматохе, отстала от убегающих в панике родных. Солдаты нашли ее в хлеву в полуобморочном состоянии.
Впрочем, называть Назилю «пленницей» было бы несправедливо. Ее, как и многих других азербайджанских женщин, стариков и детей, оставленных своими на произвол судьбы, карабахские солдаты практически вывели из зоны боев, спасли им жизнь. С ведома властей девушка-азербайджанка содержалась дома у одного из командиров — тот рассчитывал обменять ее на своего солдата, пропавшего без вести. Она была как член семьи, кушала с домочадцами за одним столом, вместе со всеми спасалась в подвале от артобстрелов и бомбежек, которыми почти каждый день потчевали город ее земляки. Костанян помог Назиле наладить переписку с родственниками в Баку.
Недели две назад он сам позвонил им, попросил поискать человека для обмена.
Несмотря на войну, почти ежечасные обстрелы и бомбежки, несущие смерть и разрушение, жизнь в городе продолжалась. Оплакивая потери, люди не забывали и о праздниках — они были отдушиной, позволяли хотя бы на миг забыть о нависшей над городом опасности.
Майор Костанян делал вид, что слушает тост, но на самом деле мысли его были далеко, по ту сторону линии фронта. Сосед по столу — военный фельдшер Борис — то и дело толкал его локтем, когда поспевало время чокаться. «Дорогая Нана, сегодня тебе исполнилось 16! Теперь ты уже взрослая девушка…» — в который уже раз в качестве своеобразной увертюры повторял эту или похожую фразу кто-то из опьяневших гостей, чтобы затем не без театральности попытаться сказать что-то свое. Костанян вдруг подумал, что и Назиле совсем недавно исполнилось 16. Он представил, как в день рождения ее родня, вместо того, чтобы радоваться, поздравлять и дарить подарки, обливалась горькими слезами…
Когда вставали из-за стола, Костанян, заметив, что Бориса качнуло, решил подвезти его домой. Тот в свою очередь настоял на том, чтобы подняться к нему на чай.
— Только мне надо будет срочно позвонить. Телефон работает?
— Конечно. Звони, сколько душе угодно.
Поднимаясь на четвертый этаж, Костанян шутливо упрекал повисшего у него на плече Бориса в том, что тот поселился столь высоко.
— Орлы любят высоту! — парировал Борис.
Пока хозяйка готовила чай, Костанян снял трубку и набрал номер.
— Карен, здорово! Как там наша гостья?.. Можно с ней переговорить.
После небольшой паузы Костанян заговорил на азербайджанском:
— Салам! Бакидан не хабар?..
Он справлялся у Назили о здоровье, спрашивал, не получала ли она нового письма от родных, нет ли вестей относительно кандидатуры для обмена. Костанян не сразу заметил, что хозяин дома стал мрачнее тучи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41