И вот, наконец, удача! Пьетро Кох был просто счастлив: Мария Баканти поверила ему и дала адрес Галафати – того, кого он так долго и тщетно искал, из-за кого рисковал своей карьерой. Кох безмерно радовался своей удаче…Но палач ошибся. Галафати – этот с виду простой и хилый итальянец – оказался железным. Он не произнес ни слова, даже ни разу не взглянул на Коха, а брезгливо отворачивался или просто закрывал глаза…Кох был старым агентом итальянской разведки. Немец по отцу и итальянец по матери, он еще до нападения фашистской Германии на Советский Союз был послан в Берлин для прохождения особого инструктажа. Был принят там, как свой человек. В гестапо разъяснили, чего от него ждут и чем ему предстоит заниматься, когда Италия начнет войну с Россией. За заслуги перед немецким фашизмом Кох был награжден золотым значком почетного члена нацистской партии и «Железным крестом» 1-й степени. Возвратился он из Берлина в Рим, отрастив из подобострастия усики «а ля Гитлер».Теперь этот вполне законченный фашист еще больше выслуживался перед немцами. По ночам уже снился ему «Рыцарский крест»…– Я все равно вырву у него сведения! – заверял он свое начальство. Когда подпольщики, работавшие в тюрьме, по просьбе Бессонного попытались передать дело Галафати к подставному гауптштурмфюреру СС, Кох понял, что это может помешать его карьере, и заартачился.– Я знаю, – твердил он, – что Галафати держит ключ ко многим тайнам. И может выдать даже тех, кого мы и не подозреваем.И он зло посмотрел на гауптштурмфюрера СС. Тот не моргнул глазом. А в голове пронеслось: «Неужели этот удав о чем-то догадался?».– Ну, что ж, – непринужденно произнес чех, – желаю удачи…Так сорвалась попытка вырвать отважного патриота из рук фашистского садиста…Однажды ночью Кубышкин и Остапенко проснулись от страшных стонов и криков.– Что там творится? – спросил Николай и тут же, подскочив к окну, подставил свои плечи. – Лезь…Алексей дотянулся до окошка. Из него был виден краешек тюремной площади. Заключенные, голые по пояс, с просвирками в руках стояли в два ряда. Офицеры СС, расхаживая между ними, тыкали в каждого концами своих стеков. Откуда-то, чтобы заглушить крики, неслась органная музыка.– Галафати! – крикнул Алексей, увидев в толпе своего друга.Галафати поднял голову. Едва ли он увидел Алексея. Скорее всего нет. Может быть, просто догадался… Во всяком случае он крикнул:– Прощай, друг! Нас ведут на расстрел. Прощай!..Потом он шепнул что-то стоящему рядом с ним заключенному, тот встрепенулся и тоже закричал:– Я – русский! Прощайте! Привет Родине!..Но тут появились эсэсовцы, прикладами начали избивать их, погнали к выходу.Алексей опустился на пол.– Коля, это конец… Сейчас придут и за нами.Друзья переглянулись. И сразу же за дверью послышались гулкие шаги. Заскрипел замок, дверь широко распахнулась. На пороге стоял тот тюремщик, который водил Алексея к чеху.– Быстрее в другую камеру! – негромко и торопливо приказал он.Алексей и Николай, ничего не понимая, бросились в коридор.– Повели руссо! – пронеслось по камерам.Их провожали взглядами все, кто остался в камерах. Заключенные поднимали над головой крепко стиснутые руки в знак солидарности и сочувствия.Оставшиеся в тюрьме итальянские патриоты решили, что русских также повели на расстрел…Но тюремщик, для вида подгоняя их тумаками, перевел друзей в подвал тюрьмы, запер в совершенно глухой камере в самом дальнем углу тюремного корпуса.– Молчать, – только и сказал он на прощанье.А через полчаса запыхавшийся Пьетро Кох бежал по коридору…– Где русские? – спросил он, хватая тюремщика за шиворот.– Они… они были вот в этой камере…– Открывай! – зло прохрипел Кох…Тюремщик никак не мог попасть ключом в скважину.– Скорее! – Кох распахнул дверь.Камера была пуста.– Где они?– Не знаю, – тюремщик беспомощно развел руками. – Но, синьор, я помню, как утром приезжали сотрудники службы безопасности. Наверное, увезли их на Виа Тассо…– Проклятье! Но ничего… Там настигнет их смерть…Крики в тюрьме постепенно затихли…– Неужели мы спасены? – спросил шепотом Николай.Алексей ничего не ответил. Обхватив голову руками, он повалился на пол и заплакал.«Прощай, Галафати! Прощай и ты, наш русский товарищ. Жаль, что мы не знаем твоего имени»…В тюрьме наступила зловещая тишина…А в это время в Ардеатинских пещерах гремели выстрелы…Так погибли коммунист Галафати, неизвестный русский солдат, с которым Алексей так и не успел поговорить, генерал авиации Сабато Мартелли Кастальди, дивизионный генерал Симоне Симони…Они умерли, как герои, умерли как и жили, не склонив головы. В камере Грамши Страшная ночь миновала. Вновь тягуче и жутко текли тюремные дни. Как обычно. Но нет: теперь они были иными. Прекратились допросы. Могильная тишь сковала камеру. Железные двери со сложным запором открывались лишь один раз в день: это Сперри – так звали тюремщика – приносил пищу и воду.Ярко начищенные пуговицы на мундире тюремного надзирателя, казалось, подчеркивали бледность его поблекшего лица, на котором застыло выражение невысказанного, затаенного страдания. Связка тяжелых ключей с тихим звоном покачивалась на его веревочном поясе.Сперри молча ставил на пол еду и, сказав несколько слов, уходил. Всем своим видом он показывал, что между ними не произошло ничего: никакого сближения, никаких проявлений участия. На вопросы Алексея и Николая итальянец отвечал неохотно и кратко.Всякие непрошеные мысли назойливо лезли в голову. Может быть, эсэсовцы готовят против них какую-нибудь особо тяжелую расправу? Почему так молчалив Сперрй?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53