В день праздника в лесу была проведена спартакиада. На лесной поляне, в километре от лагеря, пять взводов соревновались между собой на лучшую боевую подготовку. Они состязались в метании гранаты на дальность и в цель, в лазаний на деревья, в беге с препятствиями.
Спартакиада проходила шумно. Больше всего переживали «болельщики». Они уже несколько дней спорили, кто окажется победителем. Самыми горячими болельщиками оказались старик Струтинский, Лукин и Кочетков.
Владимир Степанович Струтинский то подскакивал на месте, то выкрикивал: «Ах, чтоб тебя!», «Вот дурья голова, промахнулся!» Лукин перебегал с места на место, подзадоривая отстающих. А Кочетков так громко хохотал, что стоять близ него было небезопасно: могли пострадать барабанные перепонки.
Самый большой шум поднялся, когда началось состязание по перетягиванию каната. Кто, какая группа перетянет?
– А ну, поднатужьтесь!
– Слабо вам!
Вот одна группа, обессилев, ослабила канат. Победители, перетянув конец, упали навзничь. Взрыв смеха снова огласил лес.
Праздник закончился концертом партизанской самодеятельности. Началось с хорового пения. «Прощай, любимый город» – эту песню знали все. Запевали несколько голосов – весь наш ансамбль подхватывал. Потом затянули «Катюшу». Владимир Степанович Струтинский вдруг поднялся и, дирижируя обеими руками, затянул «Реве та стогне Днипр широкий». Одобрительно улыбаясь, все подхватили эту песню,
Вышли в круг плясуны: нашлись мастера и гопака, и комаринской, и лезгинки, и чечетки. Смена «номеров» шла непрерывная. Вот к костру подошел двадцатилетний Мачерет, – до войны он учился на литературном факультете.
– Я прочитаю вам стихи Николая Тихонова «Двадцать восемь гвардейцев».
Уже под конец вечера поднялся Николай Иванович Кузнецов. Он был в приподнятом настроении. Не сказав, что будет читать, он сразу начал:
– "Высоко в горы вполз Уж и лег там в сыром ущелье, свернувшись в узел и глядя в море…
Вдруг в то ущелье, где Уж свернулся, пал с неба Сокол с разбитой грудью, в крови на перьях…"
Читал Кузнецов просто и тихо. Но каждое его слово, казалось, доходило до самого сердца. Чувствовалось, что человек читает самое любимое и близкое душе произведение.
Я посмотрел на бойцов. Они сидели серьезные, торжественные и какими-то новыми глазами смотрели на Кузнецова.
Так же не повышая голоса, но еще больше отчеканивая каждое слово, он заканчивал:
– "Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!
Безумству храбрых поем мы песню!.."
Сильное впечатление произвело на нас чтение Николаем Ивановичем Кузнецовым «Песни о Соколе» Горького.
Вскоре после праздника, 11 ноября, нам удалось принять самолет из Москвы. Площадка около деревни Ленчин, указанная Колей Струтинским, была действительно хорошая. К тому же мы буквально прощупали каждую травинку, сровняли все бугорки. Пришлось даже спилить тригонометрическую вышку, что стояла километрах в четырех от площадки. Правда, крестьяне были довольны: вышка подгнила, и они боялись несчастного случая.
Накануне той ночи, когда мы собирались принимать самолет, в село Михалино, километрах в девяти от нашей площадки, прибыла на автомашинах большая группа гитлеровцев. Мы выслали на дорогу засаду с твердым наказом: немцев в нашу сторону не пропустить!
Согласно условиям Москвы, мы должны были каждые полчаса выпускать красные и зеленые ракеты, чтоб самолет за сорок-пятьдесят километров мог видеть место посадки. Это еще больше усиливало опасность нападения немцев. Но все прошло благополучно.
В час ночи мы услышали гул моторов. В костры подлили скипидару, и они загорелись ярким пламенем.
Посадка прошла превосходно. Радовались удаче не только партизаны. Не было конца восторгам и жителей села, когда самолет пронесся над крышами их домов и плавно сел на площадку, ярко освещая все вокруг светом своих фар.
Самолет пробыл у нас всего сорок минут. Оставил нам письма и подарки. Мы погрузили раненых, документы и письма родным. На этом самолете улетали в Москву Флорежакс и Пастаногов – им надо было еще долго лечиться – и мальчик Пиня, которого нашли мы с Кузнецовым. Погрузилась в самолет команда потерпевшего аварию самолета. В Москву были отправлены и ценности, отбитые нами у врага. Мы вносили их на постройку самолета взамен разбившегося.
Самолет зашел на старт, плавно поднялся в воздух, сделал два круга над поляной и, дружески покачав крыльями, улетел.

ЛУЧШЕ НАСТОЯЩИХ

В самом центре Западной Украины, утопая в зелени, широко раскинулся город Ровно. Ничем особым этот город не примечателен; дома в нем маленькие, одноэтажные, и лишь на центральной улице стоят двухи редко трехэтажные. Тем не менее именно этот город немцы сделали центром оккупированной части Украины.
Город Ровно нас очень интересовал. В нем находился тогда рейхскомиссариат для Украины, во главе которого был наместник Гитлера гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох. Там же расквартировались гестапо, штаб фельджандармерии и штаб генерала фон-Ильгена, командующего особыми (карательными) войсками на Украине. И хотя в руках гитлеровцев в ту пору был Киев, центром оставался Ровно. Немцы, вероятно, рассуждали так: подальше от фронта спокойнее.
Город буквально кишел немецкими офицерами, чиновниками и их родственниками, которые приехали сюда за легкой наживой.
Понятно, что в Ровно можно было добыть очень полезные сведения для командования Советской Армии: о перебросках и перегруппировках немецко-фашистских войск на фронте, о строительстве новых линий обороны, о мероприятиях хозяйственного характера и о том, что творится в самой Германии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71