– Я советский партизан, – отчетливо сказал ему Кузнецов. – Хочешь остаться живым – помогай. Не хочешь – пеняй на себя.
Денщик опешил: немецкий гауптман… партизан!.. Дрожа и стуча от испуга зубами, он бормотал:
– Да я зараз с вами… Мы же мобилизованные, поневоле служим…
– Ну смотри!
Обескураженный денщик, все еще не веря, что немецкий офицер оказался партизаном, застыл на месте,
– Как твоя фамилия? – спросил Кузнецов.
– Кузько.
– Садись и пиши, – приказал Кузнецов.
Под диктовку Николая Ивановича денщик написал: «Спасибо за кашу. Ухожу к партизанам. Беру с собой генерала. Кузько».
Эту записку положили на видном месте на письменном столе в кабинете генерала Ильгена.
– Ну, теперь займемся делом, пока хозяина нет дома, – сказал Кузнецов Струтинскому. Кузнецов и Струтинский произвели в особняке тщательный обыск, забрали документы, оружие, связали все это в узел.
Струтинский остался с денщиком, а Николай Иванович вернулся к часовому. Около того уже стоял Гнедюк. Кузнецов, подходя, услышал:
– Эх, ты! – говорил Гнедюк. – Був Грицем, а став Фрицем.
– Тикай, пока живой, – как-то вяло и неуверенно отвечал часовой. – Какой я тебе Фриц!
– А не Фриц, так помогай партизанам!
– Ну как, договорились? – спросил подошедший сзади Кузнецов.
Часовой резко повернулся к нему.
– Гауптман тоже? – выпучив глаза, спросил он.
– Тоже, тоже! Идем со мной! – скомандовал Кузнецов.
– Господин офицер, мне не положено ходить в дом к генералу.
– Положено или не положено, не важно. Ну-ка, дай твою винтовку. – И Кузнецов разоружил часового.
Тот поплелся за ним в особняк.
На посту за часового остался Коля Гнедюк.
Из машины вышел Каминский и начал прохаживаться около дома. Все это происходило в сумерках, когда еще было достаточно светло и по улице то и дело проходили люди.
Через пять минут из особняка вышел Струтинский, одетый в форму часового, с винтовкой, и стал на посту. Гнедюк пошел в особняк.
Все было готово, но Ильген не приезжал. Прошло двадцать, тридцать, сорок минут. Ильгена все не было.
Часовой, который стоял на посту, а сейчас сидел в передней особняка, опомнившись от испуга, сказал вдруг Кузнецову:
– Может произойти неприятность. Скоро должна прийти смена. Давайте я опять стану на пост. Уж коли решил быть с вами, так уж помогу.
– Правда должна быть смена? – спросил Кузнецов денщика.
– Так точно, – ответил тот.
Гнедюк позвал Струтинского. Снова произошло переодевание, часовой пошел на пост и стал там под охраной Каминского, а Струтинский сел в машину.
В это время подъехал Ильген. Он быстро вышел из машины, отпустил шофера и направился в дом.
– Здоров очень, трудно будет с ним справиться. Пойду на помощь, – сказал Струтинский Каминскому, когда увидел генерала Ильгена.
Как только денщик закрыл дверь, в которую вошел Ильген, Николай Иванович, наставив на него пистолет, сказал раздельно:
– Генерал, вы арестованы! Я советский партизан. Если будете вести себя, как полагается, останетесь живы.
– Предатель! – заорал во всю глотку Ильген и схватился за кобуру.
Но в это время Кузнецов и подоспевший Струтинский схватили Ильгена за руки:
– Вам ясно сказано, кто мы. Вы искали партизан – вот они, смотрите!
– На помощь! – заорал снова Ильген.
Тогда его повалили, связали, заткнули рот платком и потащили. Когда вталкивали в машину, платок изо рта выпал, и он снова заорал. Часовой подбежал.
– Смена идет! – крикнул он Кузнецову.
Николай Иванович поправил китель и, кинув на ходу: «Заткните ему глотку», пошел навстречу подходившим людям. Но это не была смена: шли четыре немецких офицера. Кузнецов подошел к ним, показал свою бляху (пригодился «личный трофей»!) и сказал:
– Мы поймали партизана, одетого в немецкую форму, который хотел убить генерала. Позвольте ваши документы.
Те дали документы. Бляха, взятая когда-то у гестаповца, обязывала офицеров подчиниться. Николай Иванович записал в свою книжку их фамилии и сказал:
– Вы трое можете идти, а вас, господин Гранау, – обратился он к четвертому, – прошу вместе с нами поехать в гестапо.
По документу Кузнецов увидел, что Гранау был личным шофером рейхскомиссара Эриха Коха. «Пригодится», – подумал он.
Когда Гранау подошел вместе с Кузнецовым к машине, Каминский и Гнедюк, по знаку Николая Ивановича, быстро втолкнули его в машину и обезоружил.
«Оппелек», который вмещал только пять человек, повез семерых.
Ночью и в особенности утром в городе поднялся страшный шум. Пропал генерал! Немцы сбились с ног в поисках партизан. По улицам ходили патрули, жандармы рыскали по квартирам.
Но в то время, когда немцы, высунув язык, искали «преступников», а на «зеленом маяке» часовой и денщик рассказывали нашим ребятам о том, как они вчера сначала испугались, а потом помогали связывать Ильгена, Кузнецов, развалившись в кресле, сидел в приемной Функа, заместителя Коха, главного судьи на Украине.
Альфред Функ имел гитлеровское звание: «обер-фюрер СС». До назначения на Украину он был главным судьей в оккупированной немцами Чехословакии и безжалостно расправлялся с чешскими патриотами. Прибыв на Украину, Функ продолжал свое кровавое дело. По его приказам поголовно расстреливали заключенных в тюрьмах, в концлагерях, казнили тысячи ни в чем не повинных людей.
Недавно, в связи с убийством Геля, Кнута и ранением Даргеля, Функ издал приказ о расстреле всех заключенных в ровенской тюрьме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71