— Вот что…
Они помолчали…
— Вы здешний? — наконец спросил военврач.
— Нет. — Чубарь подумал и добавил: — Но считайте уже, что здешний. Правда, мне казалось, что Беседь еще где-то там, — он махнул рукой вперед. — Но вы вот говорите, что это она…
— Я так в деревне слышал!
— Я не упрекаю вас, — улыбнулся Чубарь. — Это даже хорошо, что Беседь рядом. Не волнуйтесь. Мы теперь с вами быстро дойдем куда надо. Там у нас леса кругом.
— И мы их жечь должны?
Наивность доктора показалась Чубарю нарочитой. Но Чубарь сдержал злость. Наоборот, притворно захохотал и бросил с чуть заметным укором:
— В листовке же не об одном этом сказано. Надо читать до конца. А то вы как-то…
— Больше не прочтешь, чем написано, — упрямо сказал военврач.
— Однако что попало болтать не следует, — с подчеркнутой угрозой посоветовал ему Чубарь. — Тем более что лично вам ничего не придется жечь. Готовьтесь партизан лечить.
Казалось, разговор по этому кругу мог бы и закончиться. Но Чубарь еще спросил:
— Так принимаете мое предложение?
— Нет.
— Почему? — удивился Чубарь. Военврач, не задумываясь, ответил:
— Понимаете, я не подойду вам. Чубарь насупился.
— Не знаю, как объяснить, — сказал военврач, — но я не подхожу для вашего дела. И вообще…
— Доктор, вы клевещете на себя, — улыбнулся Чубарь.
— Нет, я говорю правду. Мне пришлось много пережить за последнее время… Об этом долго рассказывать. Но неужели не видно по мне, что я…
Чубарь отрицательно покачал головой — конечно же не видно.
— А я уже сколько времени боюсь смотреть на себя не только в зеркало, но и в воду, когда, бывает, наклоняюсь к ней напиться. Больной человек не может лечить других.
— Но по тому, как вы рассуждаете, вовсе не чувствуется…
— Не деликатничайте, говорите, — на лице доктора появилось что-то похожее на сочувственную улыбку.
Чубарь вдруг покраснел и кончил недоговоренную мысль уже со злостью:
— Я хотел сказать, что вы не похожи на того, за кого хотите выдать себя. Рассудок ваш в полном порядке. Даже злости у вас хватает, несмотря на то, что внешне…
— Это, пожалуй, не злость, это всего лишь беспомощная раздражительность.
— Вот видите, зачем тогда говорить ерунду, если понимаете?.. За это…
— Вы думаете, что теперь это самое страшное?
Чубарь не ответил, пораженный неожиданным открытием — с каждой минутой ему все труднее становилось разговаривать с этим человеком.
— Самое страшное, пожалуй, — пояснил вскоре доктор, — это сознание того, что ты уже ни на что не способен.
— А вам не кажется, товарищ военврач второго ранга, — прищурил глаза Чубарь, — что все это можно принять за хитрость человека, которому по какой-то причине надобно выдать себя… ну… за сумасшедшего, что ли?
— Видите, вы уже называете вещи своими именами, — не меняясь в лице, сказал военврач, но в его голосе послышалось плохо скрытое злорадство, будто человек наконец получил то, чего домогался.
Чубарь покрутил головой.
— И тем не менее в своем безумии вы меня не убедили, — жестко ответил он.
— А я и не стремился к этому, — спокойно возразил доктор. — Просто я хотел сказать, что мне пришлось пережить такое нервное напряжение, которое делает человека в конечном счете если не сумасшедшим, как вы правильно выразились, то не пригодным ни к какому делу уже наверняка.
— Но кто же станет отрицать, что серьезное дело возвращает человеку его настоящий облик? — Чубарь некоторое время выжидал, что ответит на это военврач, но тот понурил голову и сидел безучастно. — Хорошо, я обещаю забыть обо всем, — будто спасая положение, сказал Чубарь, — что вы наговорили, но дальше вам идти не советую, надо выбросить из головы глупую, мягко говоря, идею дойти до Свердловска, это просто смешно!..
— Поверьте, мне вовсе безразлично, забудете вы о нашем разговоре или нет. К тому же ничего особенного, что заслуживало бы порицания, я не наговорил тут. И угрозы ваши…
Чубарь не дослушал.
— Мне врач нужен, понимаете? — волнуясь, повысил он голос. — Потому я и уговариваю вас. Наконец, потому я и не говорю вам, что недалеко отсюда остановился фронт и что вам недолго осталось идти до него!
— Но я не способен на то, чего вы хотите от меня, — упрямо повторил военврач.
— А я вам не верю! — сказал, словно подзадоривая, Чубарь.
— Тогда послушайте.
И военврач начал рассказывать ровным и глухим голосом, но опять будто с заученной легкостью.
… В ту ночь, как разразиться войне, военврач поехал в Барановичи на железнодорожную станцию, чтобы встретить брата, который только что окончил школу младших политруков и был направлен в 10-ю армию. Штаб 10-й армии тогда находился недалеко от Белостока, если не в самом Белостоке. Ближе туда было ехать через Брест. Но тем же поездом и из той же школы в Особый Белорусский военный округ ехал не один брат доктора. Из выпуска сорок первого года сюда направлялось несколько человек: например, пять младших политруков имели направление в политуправление 3-й армии, почти столько же выпускников получили направление в 28-й стрелковый корпус, штаб которого находился в Бресте. Жизнерадостные и еще по-студенчески беззаботные, они так и называли друг друга: белостокские, гродненские, брестские. Так вот, белостокские, в том числе и брат доктора, решили ехать до места службы кружной дорогой, через Гродно, благо времени хватало, и они, таким образом, ничуть не запаздывали.
В Барановичи пассажирский поезд прибыл по расписанию, но здесь его задержали сверх меры. Причину никто не знал, пассажиры, преимущественно военные, говорили, что пропускают вперед другой состав. А для братьев, которые не виделись много лет, задержка была на руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102