ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Уроки велись под открытым небом; мальчики и девочки слушали их, лежа на траве в шортах.
Эти ребята приехали из самых мрачных мест земного шара — гетто и концлагерей. Тем не менее серьезных нарушений дисциплины, грубости и воровства в Ган-Дафне не было и в помине, отношения между юношами и девушками сохранялись чистыми и естественными. Ган-Дафна стала для детей целым миром, и они сами управляли им, соблюдая порядок с гордостью и достоинством, как в зеркале отражая любовь, которой они были здесь окружены.
Диапазон школьных и самостоятельных занятий в Ган-Дафне был чрезвычайно широк; с трудом верилось, что эти бесчисленные предметы преподаются подросткам. Библиотека была богатейшая — от Фомы Аквинского до Фрейда. Ни одну книгу не запрещали, ни одну тему не объявляли слишком сложной или чересчур вольной. Дети разбирались в политике не хуже воспитателей, вложивших в них самое главное — сознание того, что их жизнь имеет смысл.
Работники Ган-Дафны составляли настоящий интернационал; среди учителей были выходцы из двадцати двух стран — от Ирана до Англии. Китти оказалась единственной нееврейкой и в то же время единственной американкой. К ней относились сдержанно, но с любовью. Опасение, что ее встретят с неприязнью, не оправдалось. Интеллектуальная атмосфера в Ган-Дафне напоминала скорее университет, чем детдом. Китти сразу заняла достойное место в коллективе, высшим предназначением которого было обеспечить благополучие детей. Она быстро подружилась со многими работниками и чувствовала себя в их обществе совершенно непринужденно. Религия занимала в ее жизни гораздо меньше места, чем она ожидала. Еврейство Ган-Дафны основывалось скорее на национальном чувстве, чем на религиозном. Религиозные обряды здесь не соблюдались, не было даже синагоги.
Несмотря на то что по всей Палестине участились кровавые стычки, дети Ган-Дафны не знали тревоги и страха. Селение находилось вдали от кровавых событий, однако признаки внешней угрозы появились и здесь. Рядом проходила граница, Форт-Эстер был всегда на виду. Окопы, бомбоубежища, оружие и военное обучение стали ежедневной реальностью.
На краю лужайки стояло здание санчасти с поликлиникой и хорошо оборудованным стационаром на двадцать две койки. Здесь был даже операционный зал. Врач обслуживал мошав Яд-Эль, но в Ган-Дафне непременно бывал каждый День. Были еще дантист, четыре медсестры-практикантки, подчиненные Китти, и психиатр.
Китти первым делом перестроила работу санчасти и добилась, чтобы поликлиника и больница работали, как хорошо смазанный механизм. Она составила четкий график приема в поликлинике, обходов и процедур в стационаре и своей требовательностью вскоре завоевала непререкаемый авторитет. Китти соблюдала дистанцию между собой и подчиненными и отказалась от панибратства, которое насаждали многие учителя. Это было необычно для Ган-Дафны, но все уважали ее, так как санчасть превратилась в самую налаженную службу в селе. В своем стремлении к свободе евреи частенько пренебрегали дисциплиной, к которой привыкла Китти. Но методы, которыми она управляла санчастью, выглядели столь эффективно, что никому и в голову не приходило их осуждать. Ну а в часы отдыха, как только Китти снимала халат, она становилась центром внимания. От ее строгости не оставалось и следа. Пассажиры «Исхода» так и остались детьми, а она превращалась в их маму. Китти добровольно вызвалась помочь психиатру. Детям, у которых пострадала психика, она отдавала всю теплоту, на какую только была способна. Ган-Дафна и Палестина и сами по себе оказывали целебное действие, но пережитые ужасы все-таки оборачивались ночными кошмарами, подозрительностью и нелюдимостью, для борьбы с которыми требовались терпение, опыт, а главное — любовь.
Раз в неделю по утрам Китти отправлялась вместе с врачом вниз, в Абу-Йешу. До чего же жалки и грязны были арабские дети в сравнении с крепышами Ган-Дафны! Как убога казалась их жизнь рядом с кипучим котлом молодежного села! Казалось, здесь не знают, что такое смех, игры, не представляют, ради чего живут на свете. Это было какое-то застывшее прозябание — еще одно поколение в вечном караване в бескрайней пустыне. У нее сжималось сердце, когда она входила в эти убогие дома, где на глинобитном полу спали вповалку по восемь-десять человек, и здесь же содержались собаки и куры.
И все же Китти не испытывала неприязни к этим людям. Несмотря на убогие условия, они были добродушны и тоже мечтали жить лучше. Она подружилась с Тахой, молодым мухтаром села, который нарочно никуда не уезжал в дни приема. Китти все время казалось, что Таха хочет поговорить с ней о чем-то. Но Таха был арабом, а арабу можно посвящать женщину далеко не во все дела. Он так и не поделился с Китти своими тревогами.
Наступила зима 1947 года.
Карен и Китти были неразлучны. Девушка, которая в самых адских условиях ухитрялась находить крохи счастья, буквально расцвела в Ган-Дафне и стала гордостью всей деревни. Китти сознавала, что каждый день жизни здесь все дальше отодвигает Карен от Америки, и постоянно напоминала ей о чудесной стране за океаном, а Карен тем временем продолжала разыскивать отца.
Хуже было с Довом. Несколько раз Китти порывалась вмешаться в его дружбу с Карен — уж очень они становились близки. Но она понимала, что противодействие может еще сильнее их сблизить, и отступила. Ее поразила привязанность Карен к парню, внешне совершенно равнодушному к девушке. Дов по-прежнему ходил угрюмый и сторонился людей. Правда, разговаривал он несколько чаще, чем прежде, но если надо было его о чем-нибудь попросить, то это могла сделать только Карен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221
Эти ребята приехали из самых мрачных мест земного шара — гетто и концлагерей. Тем не менее серьезных нарушений дисциплины, грубости и воровства в Ган-Дафне не было и в помине, отношения между юношами и девушками сохранялись чистыми и естественными. Ган-Дафна стала для детей целым миром, и они сами управляли им, соблюдая порядок с гордостью и достоинством, как в зеркале отражая любовь, которой они были здесь окружены.
Диапазон школьных и самостоятельных занятий в Ган-Дафне был чрезвычайно широк; с трудом верилось, что эти бесчисленные предметы преподаются подросткам. Библиотека была богатейшая — от Фомы Аквинского до Фрейда. Ни одну книгу не запрещали, ни одну тему не объявляли слишком сложной или чересчур вольной. Дети разбирались в политике не хуже воспитателей, вложивших в них самое главное — сознание того, что их жизнь имеет смысл.
Работники Ган-Дафны составляли настоящий интернационал; среди учителей были выходцы из двадцати двух стран — от Ирана до Англии. Китти оказалась единственной нееврейкой и в то же время единственной американкой. К ней относились сдержанно, но с любовью. Опасение, что ее встретят с неприязнью, не оправдалось. Интеллектуальная атмосфера в Ган-Дафне напоминала скорее университет, чем детдом. Китти сразу заняла достойное место в коллективе, высшим предназначением которого было обеспечить благополучие детей. Она быстро подружилась со многими работниками и чувствовала себя в их обществе совершенно непринужденно. Религия занимала в ее жизни гораздо меньше места, чем она ожидала. Еврейство Ган-Дафны основывалось скорее на национальном чувстве, чем на религиозном. Религиозные обряды здесь не соблюдались, не было даже синагоги.
Несмотря на то что по всей Палестине участились кровавые стычки, дети Ган-Дафны не знали тревоги и страха. Селение находилось вдали от кровавых событий, однако признаки внешней угрозы появились и здесь. Рядом проходила граница, Форт-Эстер был всегда на виду. Окопы, бомбоубежища, оружие и военное обучение стали ежедневной реальностью.
На краю лужайки стояло здание санчасти с поликлиникой и хорошо оборудованным стационаром на двадцать две койки. Здесь был даже операционный зал. Врач обслуживал мошав Яд-Эль, но в Ган-Дафне непременно бывал каждый День. Были еще дантист, четыре медсестры-практикантки, подчиненные Китти, и психиатр.
Китти первым делом перестроила работу санчасти и добилась, чтобы поликлиника и больница работали, как хорошо смазанный механизм. Она составила четкий график приема в поликлинике, обходов и процедур в стационаре и своей требовательностью вскоре завоевала непререкаемый авторитет. Китти соблюдала дистанцию между собой и подчиненными и отказалась от панибратства, которое насаждали многие учителя. Это было необычно для Ган-Дафны, но все уважали ее, так как санчасть превратилась в самую налаженную службу в селе. В своем стремлении к свободе евреи частенько пренебрегали дисциплиной, к которой привыкла Китти. Но методы, которыми она управляла санчастью, выглядели столь эффективно, что никому и в голову не приходило их осуждать. Ну а в часы отдыха, как только Китти снимала халат, она становилась центром внимания. От ее строгости не оставалось и следа. Пассажиры «Исхода» так и остались детьми, а она превращалась в их маму. Китти добровольно вызвалась помочь психиатру. Детям, у которых пострадала психика, она отдавала всю теплоту, на какую только была способна. Ган-Дафна и Палестина и сами по себе оказывали целебное действие, но пережитые ужасы все-таки оборачивались ночными кошмарами, подозрительностью и нелюдимостью, для борьбы с которыми требовались терпение, опыт, а главное — любовь.
Раз в неделю по утрам Китти отправлялась вместе с врачом вниз, в Абу-Йешу. До чего же жалки и грязны были арабские дети в сравнении с крепышами Ган-Дафны! Как убога казалась их жизнь рядом с кипучим котлом молодежного села! Казалось, здесь не знают, что такое смех, игры, не представляют, ради чего живут на свете. Это было какое-то застывшее прозябание — еще одно поколение в вечном караване в бескрайней пустыне. У нее сжималось сердце, когда она входила в эти убогие дома, где на глинобитном полу спали вповалку по восемь-десять человек, и здесь же содержались собаки и куры.
И все же Китти не испытывала неприязни к этим людям. Несмотря на убогие условия, они были добродушны и тоже мечтали жить лучше. Она подружилась с Тахой, молодым мухтаром села, который нарочно никуда не уезжал в дни приема. Китти все время казалось, что Таха хочет поговорить с ней о чем-то. Но Таха был арабом, а арабу можно посвящать женщину далеко не во все дела. Он так и не поделился с Китти своими тревогами.
Наступила зима 1947 года.
Карен и Китти были неразлучны. Девушка, которая в самых адских условиях ухитрялась находить крохи счастья, буквально расцвела в Ган-Дафне и стала гордостью всей деревни. Китти сознавала, что каждый день жизни здесь все дальше отодвигает Карен от Америки, и постоянно напоминала ей о чудесной стране за океаном, а Карен тем временем продолжала разыскивать отца.
Хуже было с Довом. Несколько раз Китти порывалась вмешаться в его дружбу с Карен — уж очень они становились близки. Но она понимала, что противодействие может еще сильнее их сблизить, и отступила. Ее поразила привязанность Карен к парню, внешне совершенно равнодушному к девушке. Дов по-прежнему ходил угрюмый и сторонился людей. Правда, разговаривал он несколько чаще, чем прежде, но если надо было его о чем-нибудь попросить, то это могла сделать только Карен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221