А пока нельзя. В отряде об этом тоже до времени распространяться не следует. Пусть пока считают, что Кожин пропал без вести. Ясно, товарищ Горалек?— Оно, конечно, ясно, товарищ майор, да не совсем ладно: — недовольно прогудел Горалек, но, чувствуя непреклонность Локтева, спорить дальше не стал. 11 Набрав полное лукошко грибов, доктор Коринта поспешно отправился к лесной сторожке. Влах ждал его перед калиткой, держа за ошейник огромную злую овчарку.Тарзан уже знал Коринту, но для порядка рычал на него. Доктор погрозил ему пальцем:— Молчи, зверюга!… Как дела. Влах? Как больной?— Да больной что, больной вроде в порядке. А вообще дела неважные: Цыц ты, непутевый, угомонись! Влах с силой тряхнул собаку, и та успокоилась.— Почему неважные? Что случилось?— Немцы в лесу появились. Что ни день, шляются целым взводом, шарят по всем чащобам, ищут чего-то:— Уж не Кожина ли нашего ищут?— Кто их знает. Только думаю, что не человека они ищут. Двое у них с палками железными, в землю ими тычут, под пни, под коряги. Раньше никогда они по лесу моему не шарили. Да и что им тут искать!— С палками железными? Это, должно быть, миноискатели: Черт знает, что такое!Неужели они предполагают, что в лесу могут быть мины? Но, в таком случае, почему они население не предупредят?! Ведь в лес и дети ходят!— Ну, на население-то им наплевать. Нас ведь они и за людей-то не считают. Но узнать бы нам не мешало, что они ищут. А то, не ровен час, нагрянут, тогда: Да ты проходи в избу, доктор, чего остановился!— Ты прав. Надо срочно выяснить, зачем они лес обшаривают, и в случае чего переправить Кожина в другое место.Коринта прошел в сторожку и поднялся на чердак.Здесь пахло сеном, шкурами зверей, высохшим деревом балок, пылью и медикаментами. На мягкой постели из сена, под теплой пуховой периной лежал Кожин. Тут же находилась его бессменная сиделка, Ивета.Вот уже несколько дней у Кожина держалась повышенная температура. Иногда, на короткое время, он приходил в сознание, с тревогой спрашивал, где он и что с ним, а потом снова впадал в забытье.Его правую ногу, на которой оказалось три простых перелома, пришлось сковать гипсовой повязкой. Грудную клетку, в которой Коринта обнаружил пять поврежденных ребер, стянули эластичными бинтами. Многочисленные внешние ссадины и ушибы заклеили пластырями или просто смазали йодом. Коринта сделал все, что мог, но остался недоволен принятыми мерами. Он опасался возможных внутренних повреждений и, осматривая мечущегося в горячке Кожина, озабоченно качал головой:— Рентген нужен, рентген! Трудно работать вслепую! Боюсь, как бы не было чего посерьезнее простых переломов. Очень мне не нравится эта устойчивая температура:— Что же делать? Как нам быть, пан доктор? — робко спрашивала Ивета.Доктор задумчиво поглаживал подбородок.— Подождем еще два-три дня. Если не наступит улучшения, придется его переправить в больницу. Это будет рискованно, но другого выхода у нас нет:Но Кожин не заставил своих спасителей рисковать. На четвертые сутки температура у него спала. Накануне вечером он окончательно пришел в себя и, к великой радости Иветы, сам попросил есть. С волчьим аппетитом очистил целый котелок наваристого супа с куском говядины и на двенадцать часов заснул здоровым сном.Утром сержант проснулся рано и чувствовал себя отлично. Лежал тихо, с любопытством рассматривал Ивету, которая спала в углу на сене как убитая, и пытался вспомнить, что с ним произошло и как он оказался на чердаке в обществе этой незнакомой девушки. За несколько суток бессменного дежурства Ивета осунулась и побледнела, словно сама была тяжело больна.На сей раз врач застал бодрствующим своего лесного пациента, а не его сиделку.Опустившись рядом с Кожиным на ворох сена, Коринта спросил:— Ну, как мы себя чувствуем, прыгун? Температурить перестали?— Да вроде перестал. Теперь дело пойдет. Спасибо вам: доктор!— Спасибо говорить рано. Как голова, не болит?— Не болит: Лежать мне долго придется?— Да уж придется: Полтора-два месяца, а то и больше. Ногу надо срастить как следует: Ну, чего хмуритесь? Скучно лечиться?— Не время мне:— Об этом надо было думать, когда прыгали: Кстати, раз вы можете говорить, я попрошу вас ответить мне на кое-какие вопросы. Не сегодня, конечно. Вы еще слишком слабы. Завтра воскресенье, времени у нас будет больше, вот и поговорим.— Хорошо, доктор. У меня к вам тоже есть вопросы:— Потом, потом, пан Кожин! А сейчас я приготовлю завтрак и покормлю вас. Ивету будить не будем, пусть отдыхает.Коринта измерил у больного температуру, послушал сердце, измерил давление и, вполне удовлетворенный результатами осмотра, отправился вниз готовить завтрак. 12 За последние дни доктор Коринта заметил в своей психике резкую перемену.До встречи с Кожиным его душевное состояние всегда было подавленным, мрачным. Он скучал по своей восьмилетней дочке Индре, которую пришлось оставить в Праге у матери, тосковал по друзьям, по научной работе, был из-за этого замкнут, нелюдим. А теперь все вдруг переменилось.Привыкший заниматься в одиночестве самоанализом, он не мог не признаться себе, что причиной его душевного возрождения оказался Кожин. Вернее, даже не сам Кожин, а тот факт, что из-за Кожина он перестал стоять в стороне от больших событий, включился в борьбу, которая — он и раньше это понимал — была делом не только его родного народа, но и всего человечества. Пусть его приобщение к борьбе оказалось случайным, но оно совершилось, и этого у него никто отнять не мог.В его движениях появились уверенность и четкость, в голосе — властность, во взгляде — живая и напряженная работа мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87