Ваше свободное падение превращается в стремительное скольжение с крутой воздушной горы. Скорость, набранная падением, угасает, и одновременно с этим невидимая воздушная гора становится все более пологой, приближаясь к горизонтали. Если бы вы пролетели от злополучной сосны еще хотя бы один километр, вы приземлились бы мягко, словно на перину, не ощутив ни малейшего удара о землю. Но именно над сосной таинственная сила почему-то отключилась. В тот же миг вы рухнули на сосну всей своей тяжестью:— Позвольте, доктор! По-вашему, значит, я летел просто так, своим ходом?— Я не знаю, как, почему или на-чем вы летели, но я нисколько больше не сомневаюсь, что вы именно летели, что в наш лес из окрестностей Б. вы попали по воздуху. Мои расчеты основаны на данных о высоте и скорости вашего первоначального падения, после того как вы покинули самолет, о высоте и скорости полета загадочного снаряда и, наконец, о той предполагаемой высоте, с которой вы упали на сосну. Получилась строжайшая закономерность, которая исключает совпадения и случайности. Взгляните на эту кривую, она не имеет ни зубцов, ни разрывов: Впрочем, пан Кожин, я далек от мысли что-либо вам внушать и отнюдь не настаиваю на том, что вы именно летели. Вам, разумеется, лучше знать, что с вами произошло и как вы попали в наш лес. Можете мне ничего не объяснять. Скажите лишь одно: вы знаете, как сюда попали?— Нет, доктор, этого я не знаю.— И у вас нет никаких предположений на этот счет?— Ни малейших.— Вы можете дать мне честное слово?— Даю вам, доктор, честное комсомольское слово, что мне ничего не известно о том, как я попал в ваш лес, и что у меня нет на этот счет никаких разумных предположений. И тем не менее вашей версии о полете я поверить не могу. Это самое нелепое из всего, что тут можно допустить.Коринта не обиделся. Он понимал, что и в Кожине сейчас говорит обыкновенный здравый смысл, одолеть который не так-то просто. Поэтому он настойчиво продолжал твердить свое:— К сожалению, пан Кожин, здесь вообще ничего больше нельзя допустить. Разве что ангела-хранителя. Но это, пожалуй, ни вам, ни мне не к лицу: Остается версия о свободном полете. Единственная логически обоснованная версия, которую придется принять, какой бы нелепой она на первый взгляд ни казалась. Главная загадка этой версии заключается в той неведомой силе, которая превратила ваше падение в полет. Мы должны проникнуть в эту тайну, должны узнать, что это за сила и как она действует. Это наш с вами долг, пан Кожин. Долг перед наукой, перед человечеством.Последние слова Коринта произнес с необычайным волнением и даже торжественно.Кожин растерянно спросил:— Но: как это сделать?— Прежде всего вы должны отбросить ложный стыд и рассказать мне откровенно все, что вы пережили и перечувствовали с того момента, когда покинули самолет, вплоть до того, когда ударились о крону сосны и потеряли сознание. Вам понятно, о чем я вас прошу?— Понятно: Это не так уж трудно. Я и сам решил рассказать вам все без утайки.И Кожин подробно рассказал доктору о том счастливом мгновении, которое ему довелось пережить в детстве, и о том удивительном состоянии, которое он сумел в себе вызвать благодаря этому воспоминанию, находясь на волосок от смерти.Коринта слушал Кожина с жадным вниманием и, когда тот кончил, взволнованно произнес:— Как жаль, что вы летели в кромешной тьме!… Но ничего, теперь мы знаем, что нам нужно искать!— Искать? Что ж тут можно искать, доктор?— Ну, уж конечно, не бесшумный снаряд! Этим пусть занимается обер-лейтенант Крафт. А мы с вами будем:Он не договорил. Во дворе вдруг яростно залаяла собака, заставив собеседников вздрогнуть и насторожиться. 20 — Неужели опять немцы? — шепотом спросил Кожин, доставая из-под подушки пистолет.Коринта заглянул в слуховое окно:— Никого не видно:На лестнице послышались быстрые шаги. На чердак поднялась Ивета.— Кто там пришел? Немцы? — почти одновременно спросили мужчины.— Нет, не немцы. К Влаху пришел какой-то горбатый пастушок. Может, — нищий, может, корову потерял. Влах с ним во дворе говорит. Слышите, как Тарзан надрывается!…— Не надо так громко, Ивета. Пастушок или кто другой, про нас никто не должен знать, — строго заметил Коринта.Девушка тряхнула копной волос и, улыбнувшись Кожину, села в сторонке на сено.Минут через десять собака успокоилась, но на чердаке продолжало царить молчание.Наконец лестница заскрипела под тяжелыми шагами. В крышку люка трижды стукнули.Раздался громкий голос лесника:— Все в порядке!Доктор Коринта встрепенулся и взглянул на часы:— Мне пора, друзья.— Но что же мы все-таки будем искать, доктор? — с любопытством спросил Кожин.— Потом, потом! Все объясню потом. А сейчас мне пора в больницу. И так уже опаздываю: Да и вам завтракать пора. До свиданья, друзья, и будьте осторожны.Осторожность — для нас теперь самое главное. Да, да, Ивета, не улыбайтесь! Это прежде всего относится к вам!… Кстати, о вашем деле. Вчера ко мне заходил доктор Майер. Я говорил с ним, и он согласился помочь вам.Девушка зарделась до корней волос и, быстро глянув на Кожина, сказала:— Я передумала, пан доктор: Обойдусь без Майера:— Э-э-э, да вы, я вижу, капризная невеста!… Ну ладно, мы еще успеем поговорить об этом. До свиданья!Однако Коринте не сразу удалось покинуть сторожку. Внизу его задержал Влах:— На два слова, доктор.— Ну, что еще? У меня, право, ни секунды времени!— Дело серьезное. А задерживать мне тебя не обязательно. Могу проводить.Они вместе вышли за калитку и двинулись по лесной дороге в направлении К-ова.Отойдя от сторожки шагов на сто, Влах сказал:— Слушай, друг, завтра ты должен прийти ко мне пораньше, совсем затемно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87