Обрушатся и раздавят, растопчут, изорвут в клочья перед самыми воротами, стражи которых до сих пор не сообразили, что их надобно не запирать на дополнительные запоры, а распахнуть перед своим господином…— Выбора нет. Не знаю, умеешь ли ты летать, но придется тебе осваивать это искусство. Прыгай, во имя Предвечного! Прыгай! — крикнул он что есть мочи в ухо скакуна и вновь кольнул его кинжалом, ударил каблуками сапог.Дурбар скосил налитой кровью глаз, и роняя клочья розовой пены, устремился ввысь, словно брошенный из пращи камень. В лицо Баржурмала прянула затейливо выгнутая из кованых бронзовых прутьев решетка ворот, сзади, словно стая бешенных слуг Агароса, злобно завопили упустившие жертву убийцы, и яр-дан почувствовал резкий рывок. Неведомая сила перевернула его через голову, и, теряя стремена, он понял, что летать дурбар не умел и в последний миг своей жизни так и не постиг этой птичьей науки…— Ай-а-а!… — заверещал кто-то дурным голосом. Ярдан ткнулся во что-то мягкое, руку обожгло болью, и его покатило, поволокло по жестким каменным плитам. Мелькнули оранжевые огни факелов, испуганное лицо Кависа, перекошенные физиономии других стражников, которые, впрочем, тут же начали расплываться и таять, как утренний туман под лучами набирающего силу солнца.— Очнись! Жив ли ты, яр-дан? Приди в себя! Первое, что он увидел, открыв глаза, была бездыханная туша дурбара, повисшая на остриях венчавших ворота пик. Потом ее заслонило усатое лицо Кависа, настойчиво вопрошавшего:— Жив ли ты, мой повелитель? Жив? Лучше бы тебе укрыться во дворце, а ну как эти порождения Агароса начнут ворота ломать? Ты хоть встать-то можешь?«О Предвечный, почему я не заменил этих пропивших свои мозги калек хвангами или хотя бы простыми ичхорами? Разве то, что они воевали рука об руку с моим отцом, дает им право быть такими кретинами?» — подумал Баржурмал и попытался приподняться.— Могу, — криво усмехаясь, ответствовал он, чувствуя себя точь-в-точь как раздавленная лягушка. Однако, подхваченный десятком заботливых рук, наследник престола все же сумел встать на ноги и даже шагнул к воротам, но Кавис торопливо заступил ему дорогу:— Не надо, мой повелитель! Там только эти… они… А вдруг случайная стрела? Или копье? Смотреть-то не на что, раненых они уже добили.— Двадцать хвангов против… Сколько их там, этих выродков? Двести? Триста?..— Они уходят! Уходят! — крикнул мальчишеский голос из воротной башни, и в тот же миг в нескольких шагах от яр-дана послышался жалобный стон.— Это кто? Из моих? — Баржурмал подался вперед, силясь оттолкнуть скалой стоящего перед ним Кависа. Ощутил пульсирующую боль в раненой руке и, вглядываясь в вяло шевелящуюся около ворот массу, скрипнул зубами: не может это быть хванг. Все они там полегли. На площади. Все.— Гукхав это. На него-то ты и свалился. Потому кости и не поломал, — объяснил поддерживавший яр-дана стражник. — А руку, верно, об копье его распорол. Давай-ка перевяжу.— Гукхав?.. Благодарю, Гукхав… Вовремя в нужном месте оказаться — полезная способность. — Баржурмал рванул с шеи золотую цепь и сунул в руки одному из ветеранов. — Разделите. А ты, Кавис, веди во дворец.Была глубокая ночь, и все произошло так внезапно, что стражники, полгода охранявшие пустой дворец отправившегося в военный поход яр-дана, спросонья не враз осознали, что стоящий перед ними грязный, покрытый пеной и кровью дурбара парень с побелевшим, исковерканным гримасой ненависти и горя лицом и есть сам яр-дан — будущий Владыка империи Махаили. Они болтали с ним как с равным, и лишь Кавис, глупый старый рубака, с первого взгляда признав Баржурмала, тщился сообразить, как же тот оказался здесь один-одинешенек, и что с ним теперь делать, и что вообще станется с империей, если наследники трона превращаются в дичь в собственной столице… К несчастью, изрядная доля ударов, полученная ветераном за долгие годы службы, пришлась на его многострадальную голову, отчего соображал он даже среди бела дня не слишком быстро, и ему понадобилось немало времени, дабы понять, что раненому яр-дану не к лицу тащиться во дворец пешедралом. Потребовалось некоторое время и на то, чтобы уговорить упрямого и к тому же слегка одуревшего от падения наследника престола сесть на принадлежащего стражникам ветхого одра, — словом, когда Баржурмал добрался наконец до дверей Золотой раковины, там его уже поджидал невесть как узнавший о возвращении яр-дана в столицу Вокам. И это оказалось большой удачей, потому что Во-кам соображал на редкость быстро и лучше всех других знал, как привести в чувство молодого мужчину.Лекарь, банщик, умелая рабыня, теплая ванна, чистое белье, легкое вино и закуска появились в покрытых толстым слоем пыли покоях Золотой раковины вслед за Во-камом, несказанно обрадованным возвращением яр-дана в свой дворец, поскольку понимал, что возвратиться сюда живым и почти невредимым Баржурмал мог только чудом. И когда он сообщил об этом наследнику, тот не стал возражать, хотя знал, что на самом-то деле никакого чуда не было. А было двадцать отданных за него жизней, и был хорошо вымуштрованный, хотя и не умевший летать дурбар, и был толстый неуклюжий стражник, не успевший увернуться от яр-дана, рухнувшего ему на голову прямо с усеянного звездами неба.Баржурмал не спорил и вообще старался помалкивать, пока мысли его не обретут надлежащую мыслям наследника престола ясность, пока голос не обретет твердость и слезы на щеках не высохнут. А потому ни лекарь, ни банщик, ни умелая рабыня не заметили ни смятения чувств, ни дрожи в голосе, ни слез на щеках яр-дана. Заметил все это лишь Вокам, не зря же он занимал пост «тысячеглазого».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159