— По правде сказать, ты на редкость уродлив, но я все же попробую хоть что-то подправить. — Пригнувшись, он сунулся обратно в хижину и вскоре выбрался обратно, держа в руках плоскую деревянную коробку, где хранились плошки с красками и пара небольших гребешков. Ребья принялся колдовать над лицом Гейла: искусно подвел глаза черным, нанес несколько синих линий на щеки, кончиком пальца поставил вдоль скул ряд красных точек и завершил работу вертикальной желтой полосой на подбородке. Затем, отступив на шаг, он полюбовался на плоды своих усилий. — Ну, вот. Может, теперь они испугаются не так сильно.— Спасибо, Ребья, что бы я без тебя делал?! Пожалуй, за это я не стану рассказывать женщинам, чем ты намедни занимался с каггой-двухлеткой!Вернувшись в хижину, Гейл надел набедренную повязку и меховые украшения, затем повязал на лоб ленту, мечтая о том дне, когда волосы наконец снова отрастут, и он сможет заплести их в косички. После этого юноша снял с копья чехол, спрятал его в сумку и пошел к сараю, где уже собрались младшие воины. Они оглушительно хохотали и брызгались водой.У сарая, рядом со стойкой для копий и грудой метательных палок, стоял горшок с маслом, выжатым из кулачного ореха. Ореховыми деревьями порос весь берег, их плоды очень напоминали человеческий кулак. В пищу они не годились, но из них выжимали пахучее масло, которым смазывали металл от ржавчины и наносили на кору, чтоб не пропускала влагу. Гейл смазал копье, потом натер руки, плечи и грудь, чтобы кожа стала золотистой, а затем легкой походкой направился к шесту. Шест этот, толщиной с бедро взрослого мужчины, был сделан из бронзового дерева, с вырезанными символами Духа, и считался защитным тотемом стойбища. Его венчал череп ночного кота. Когда племя перебиралось на другое пастбище и приходилось вновь разбивать лагерь, шест непременно брали с собой и нести его было отнюдь не легкой задачей. Это дерево называли бронзовым отнюдь не за цвет — на самом деле, оно было почти черным, — а за то что тяжестью и прочностью оно почти не уступало металлу.Солнце еще не успело подняться над горизонтом даже на два пальца, а водоноши уже были все в сборе. Здесь было девять младших воинов, и старший над ними — добродушный лентяй Кампо. Мужчины племени шессинов отличались красотой, но Кампо выделялся даже среди них. На шее он носил целые связки ярких бус, а также ожерелье из кованого серебра, которое выменял у чужеземцев, — предмет его особой гордости. Увидев, что все наконец собрались, Кампо махнул копьем, и группа рысцой двинулась вперед. Это была их обычная манера передвигаться, если требовалось пройти более десятка шагов; бежать так шессины могли часами, даже обремененные поклажей и оружием.В двух лигах от лагеря, в излучине мелководной речушки Бинды, стояла деревня, состоявшая из разбросанных в беспорядке полусотни хижин и нескольких вытянутых в длину домов собраний. Чуть дальше находились загоны для скота. Деревню окружал высокой вал, с вершиной, обсаженной колючим кустарником. Такая ограда защищала людей и скот от ночных хищников. Что же касается людей, то с ними шессины всегда выходили сражаться в открытом поле, считая для себя позором укрываться за стенами.Заходить в деревню юноши не стали, а вместо того свернули к запруде, у самого берега реки. Ее дно было выложено широкими плоскими камнями, чтобы грязь и ил не мутили воду.Одновременно с юношами, из деревни вышли несколько женщин и тоже направились к запруде. Вскоре они встретились.Одевались шессинки, особенно замужние, весьма целомудренно: их пестрые наряды тщательно прикрывали тело от локтей до коленей. Незамужним были позволены небольшие вольности: они оборачивали себя длинными полосами ткани, завязывая концы через плечо. Самые смелые умудрялись сделать это так, что сбоку, от плеча до бедра, оставался разрез. Носить такое одеяние считалось большим искусством: приходилось внимательно следить, чтобы разрез распахивался лишь настолько, чтобы возбудить интерес мужчин, но не позволить им увидеть слишком многое.Женщин к реке проводили старшие воины, и тут же вернулись в деревню. Мальчишки не сомневались, что старики с завистью вспоминают те времена, когда сами были молодыми и не знали иных забот, кроме борцовских схваток и пастушеского труда. Юным воинам трудно было вообразить, что когда-нибудь им самим захочется обзавестись женой, детьми, имуществом и занять достойное положение в племени.Со смехом и шутками женщины зашли в воду и принялись наполнять узкогорлые высокие кувшины. Мужчины перехватывали их на берегу и ставили на землю, усиленно делая вид, будто не прилагают к этому ни малейших усилий, и громоздкие тяжелые кувшины для них легче перышка, — женщин эти уловки весьма забавляли.Гейл благоговел перед женщинами — они казались ему на столько же прекрасными, насколько мужественными он считал старших воинов. Юноша не подозревал, что чужеземцы полагали шессинов самым красивым из всех известных им народов, но его бы ничуть не удивило подобное мнение. В отличие от мужчин, женщины тщательно берегли лицо и руки от солнца, закрывались от палящих лучей платками и накидками, а также пользовались отварами из трав, отчего кожа их делалась золотистой. Фигуры шессинок были стройными и грациозными, глаза — ярко-синими, а волосы поражали многообразием оттенков: от темной меди до серебристого.Чуть ниже по реке ребятишки загоняли в воду небольшое стадо квилов, — спокойных упитанных животных, величиной с каггу. Квилам требовался особый уход: их следовало каждый день не меньше часа купать в проточной воде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109