Тодд открыл портфель и вынул длинный желтый блокнот. Авторучкой он набросал столбик номеров и против первого написал: «ОСКОСС».
— Давайте вновь переберем все детали, — предложил он. — Я подумаю над своими заметками и во второй половине дня составлю конкретный план расследования. Однако должен сказать, господин президент, ваш выбор следователей не очень-то богат.
— Мысленно поставьте себя на мое место, Крис, пройдитесь по списку друзей и знакомых, которых у вас, вероятно, не меньше тысячи, и подумайте, скольким из них вы можете полностью доверять. Вы удивитесь, как мало окажется таких людей.
— Особенно если отбросить тех, — ехидно добавил Тодд, снова вздергивая брови, — кто не откажет себе в удовольствии поднять вас на смех, когда все окажется нелепой выдумкой.
— Ото! — шутливо воскликнул Лимен. — Вы не только солидный адвокат, но и отличный провинциальный врач-психолог.
Пункт за пунктом они вновь перебрали все события и эпизоды, и Тодд заполнил полторы страницы различными заметками.
— Некоторые детали заставляют меня думать, что полковник Кейси обладает чересчур пылким воображением, — заметил Тодд. — Вот, например, фраза Фреда Прентиса о необходимости остаться в городе на случай «тревоги» в субботу. Почему ее нужно обязательно связывать с «Всеобщей красной» тревогой? Под словом «тревога» можно иметь в виду все, что угодно, всякий может употребить в разговоре такое выражение.
— Возможно, вы правы, Крис. Не исключено, что, как только у Кейси возникло подозрение, он невольно стал придавать особый смысл каждому случайному замечанию. И все же, я полагаю, эту историю нужно рассматривать в целом.
— Ну, я, пожалуй, пойду к себе, — сказал Тодд, убирая блокнот в портфель и щелкая замком. — Попытаюсь обнаружить какой-то смысл во всей этой мешанине.
Тодд вышел, неся свой портфель, словно профессор, отправляющийся на лекцию. Сквозь открытую дверь Лимен видел, как он, проходя мимо Эстер, слегка кивнул ей. Эстер взглянула на президента, и тот знаком подозвал ее.
— Эстер, позвоните полковнику Кейси и скажите ему о совещании. Объяснять ничего не нужно. Пусть опять придет через восточный подъезд.
«Ну вот, — подумал Лимен, — из всех моих посвященных только мы вдвоем способны увидеть за деревьями лес… если лес существует. Только мы с Реем Кларком представляем себе, насколько все это важно. И спешную борьбу за конституцию можно вести лишь в атмосфере, когда народ встревожен глубоко и по-настоящему. Встревожен ли он сейчас?.. Милый старина Крис! Как его заинтриговало предположение о наличии конспирации! Об этом говорили его глаза, хотя он и не захотел признаться. Ему обязательно нужны свидетели, доказательства… Корвин все сводит к личной безопасности президента. Поль — к борьбе за власть между мной и Скоттом. Кейси? Он всего лишь офицер, выполняющий свой долг, как он его понимает.
Все они поборники справедливости, и лучших помощников нечего и желать. Но не в моих силах заставить их проникнуться всей важностью того, что может произойти. Конечно, каждый из них понимает, что может произойти нечто важное, но всех последствий они понять не в состоянии. Мне предстоит убедить их взглянуть на вещи моими глазами, моими и Кларка… Но сам-то Кларк? Понимает ли он, какая угроза нависла над страной? Он говорит: да, но правду ли он говорит? Кто бы вы ни были и как бы много вы ни размышляли, я не уверен, что вы отнесетесь ко всему этому так же, как я, пока не сидите вот на этом стуле. Наверное, никто не думает так много о стране, как президент. Да это и понятно».
Лимен повернулся и посмотрел в высокие, от пола до потолка окна. Тяжелый майский дождь стучал по изгородям из кустарника, по кустам роз, рододендронам и большим, словно лакированным листьям магнолий. По полукруглой подъездной аллее прошел охранник с надвинутым на голову капюшоном черного прорезиненного плаща. Покуривая, президент проводил его взглядом и некоторое время постоял у окна, молча проклиная погоду и близорукость людей.
В комнате прессы репортеры и фотографы резались в покер, по столу звенели монеты в двадцать пять и пятьдесят центов. Сразу звонило три телефона. Милки Уотерс, положив ноги на стол, разговаривал с Хью Уланским из «Юнайтед пресс интернейшнл».
На этот раз в голосе Уотерса не было и в помине той бесстрастности, с какой он обычно беседовал с политиками и вообще со всеми, кто сообщал ему очередные новости. В его тоне слышались властность и уверенность, как и подобает дуайену газетной братии, обслуживающей Белый дом.
— Никак не пойму этого деятеля, — говорил он. — Только вчера опубликованы результаты опроса, только что стало ясно, что его популярность летит к чертям, а он соглашается принять всего лишь одного человека, да и то отменяет прием.
— Может, он тайный нудист, — подсказал Уланский, — и сейчас созерцает свой пуп?
— Положим, сынок, нудисты не занимаются созерцанием своих пупов, но ты правильно подметил. Этот фрукт такой же политик, как я шпагоглотатель.
В комнату вошел Саймон. Не снимая ног со стола, Уотерс достал блокнот. Картежники на время прекратили игру и замерли в ожидании.
— Ничего особенного сообщить не могу, — объявил секретарь по делам печати, перебирая в пальцах дужки очков. — Меня тут спрашивали, над какими законопроектами сегодня утром работал президент. Я еще не видел его, но во второй половине дня смогу вас проинформировать.
— Фрэнк, вы подали мне блестящую мысль! — воскликнул Уланский. — Я должен сдать вечером передовую статью — так вот, вместо того чтобы написать в ней, что президент ничего не делал, я напишу, что президент переутомился от безделья и врачи предписали ему на завтра отдых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116