— Нет, тетя. За камни.— Ах да. — Она перебрала их. Молочно-белый опал. Сапфир. — Красивые, ничего не скажешь. Залман, ты уверен, что они стоят столько, сколько тебе представляется?— Нет.— Угу.— Тетя… Рахиль… — Он опустил голову, стараясь подобрать нужные слова. — Эти камни — наше спасение. В этом я уверен. Возможно, Бог послал их нам, чтобы…— Бог? Ц-ц. Ты заговорил как богатый еврей. Только богачи так любят Бога.— Но мы все можем стать богатыми. Старый Багдад гибнет. А мы, Даниил и я, молоды. Существуют другие места, лучшая жизнь…— Да, существуют. Ты совершенно прав. Ты разумно рассуждаешь, Залман. Вырос в делового, практичного мужчину.Рахиль говорила это без улыбки. Туфли ее были мокрыми. Она сняла их, потом носки. Ступни ее были искривленными, нестриженые ногти походили на когти дохлой птицы. Она засмеялась, лицо ее было в тени.— Ты только посмотри на меня. Я сегодня выгляжу чудовищно. — Глянула на Залмана из-под полуопущенных ресниц. — Превращаюсь в сирруш.— Тетя…— Залман, я не могу уехать. Слишком стара, слишком привязана к дому. Твой брат это понимает. Ты, я знаю, нет.Она аккуратно поставила туфли возле табурета, подняла мокрые носки и проковыляла к пустой печи. Поцокала языком.— Даниил, где огниво?Он, нагнувшись, стал молча искать трутницу. Позади Залман потряс головой, и у него вырвалось:— Мы должны уехать!Рахиль взяла трутницу и поставила на место.— Да, вы должны. Разумеется. Но я не поеду с вами. А вам обоим следует ехать.— Нет. — Даниил от неожиданности попятился. — Рахиль! Мы не уедем.Эти слова прозвучали чуть ли не вопросом. Рахиль наклонилась у печи, чтобы выбрать старую золу.— Уедете, мой дорогой, раз я так говорю. Не останетесь в этом доме, раз я не хочу, чтобы вы оставались.Он отступил еще на шаг, словно от удара. Рахиль, тяжело дыша, выпрямилась.— Залман! Заверни камни. В корзине у меня есть тряпка. Даниил, покажи их имаму Хусейну. Ему я доверяю больше, чем ювелирам. Он знает древний арабский язык и любит камни. Больше, чем следует служителю Господа. Расспроси его о них.Даниил увидел, что она улыбается ему. Холодная, прелестная женщина.— И побыстрее возвращайся. Пока что не хочу, чтобы ты покидал дом.Даниил пошел. С завернутыми в мешковину драгоценными камнями. До сумерек оставался час, но летучие мыши уже охотились, он слышал вокруг звуки, которые издавали их крылья, — они напоминали вытряхивание кожаных перчаток.В голове у него вертелись слова. Крикливые Залмана, тихие Рахили. Ему не хотелось слышать их. И он стал прислушиваться к звукам города.На улицах звучали голоса, зовущие детей домой. Издали с полей доносился крик осла. А за городом были чистый воздух и безмолвие. Даниил слушал его и ни о чем не думал.В доме Хусейна было тихо, темно. Даниил постучал и стал ждать, когда служанка откроет дверь. По соседству к опоре минарета Четырехногой мечети была привязана коза. Даниил лениво посмотрел на нее. Представил себе, что произошло бы, если б она потянула веревку так, что опора разрушилась — минарет упал бы, как курильщик гашиша.Даниил постучал снова. Никто не вышел. Он вспомнил, что служат здесь две старые турчанки, кухарка и экономка, обе полуглухие, недоброжелательные. Не открывать дверь они могли и по той, и по другой причине. Между домом курда и мечетью находился пыльный переулок. Даниил пошел по нему. Позади дома ограждавшая сад стена в одном месте обрушилась. Даниил подобрал полы халата, перешагнул через камни, прошел под двумя высокими деревьями граната и направился к веранде Хусейна.Он увидел, что старик сидит в плетеном кресле, курит и читает. Рядом с ним стоял покрытый пятнами кальян. Пока имам не услышал его шагов, он, подняв руку, окликнул хозяина:— Господин! Сапам алейкум!Старик оторвал взгляд от книги. Даниил увидел на нем очки. Слишком большие для его лица, проволочные заушники торчали позади чалмы, будто усики цикады. Он отложил книгу и ждал, когда Даниил поднимется по гнилым ступеням веранды.— Что делаешь в моем саду? Крадешь фанаты? Ты уже не в том возрасте. — Голос его был сухим, жестким, как и тело. Даниил не знал, что сказать, пока имам не махнул ему рукой. — Садись, садись. Чаю хочешь? Нуртен! Чаю!Рядом с плетеным креслом стояла скамеечка. Даниил сел. Из дома послышался стук посуды.— Один из сыновей Леви, так ведь? Кто ты?— Даниил, имам. Я приходил к вам продать три древние печати из развалин дворца Ниневии. Несколько месяцев назад.— Да-да. Совсем забыл.— Извините, что мешаю вам.— Да, мешаешь. А книга у меня интересная. — Старый курд поднял ее. Даниил увидел, что заглавие написано по-английски. Понять его он не смог. — Почитаю, пока не придет Нуртен. Тогда поговорим. А пока сиди тихо.— Хорошо, имам.Даниил сидел, а Хусейн потягивал дым из кальяна. Запах его нависал над обоими. Даниил оглянулся на веранду и запущенный сад. Как торговец он не бывал в доме имама подолгу, но помнил его с тех пор, как Залман много лет назад ушел из дома. Тогда, ища пропавшего ребенка, он приходил сюда с Рахилью. Атмосфера здесь с тех пор не изменилась. Это был ветхий дом, помещение плавно переходило во множество балконов, веранд, внутренних двориков, садов на крыше. Теперь Даниил понял, что жилище отражало характер имама. Чтобы жить в таком доме, требовалась уверенность, надежда на Бога или беззаботность.Сверток с камнями лежал у него на коленях. Появилась Нуртен с чаем. Лицо и руки ее были в пятнах, как кальян. Имам вздохнул, снова отложил книгу, снял очки и выжидающе уставился на Даниила.Даниил развернул камни. Говорить не было необходимости. Когда они все оказались на виду, Хусейн снова надел очки. Неуклюже, не сводя глаз с камней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139