Подхожу, касаюсь клавиш. Тот чат все еще на экране. Мой запрос стерт дальнейшей болтовней. Где-то уже день, думаю, люди это видят при естественном освещении; и на моих глазах возникает новая надпись:7П92Х. АДРЕСАТ СТЕРН7 — ПОВТОРЯЕМ СНОВА: АГРАФ. НЕ ГРАФ, КТО ВЫ?Сонливость у меня как рукой снимает. Своим неточным набором я непреднамеренно сдала кодовое слово. И кто-то раскрыл код. Очень интересно, думаю, как я была наивна, что до сих пор не пользовалась Интернетом. Набираю:СТЕРН7. АДРЕСАТ 71192Х — МЕНЯ ЗОВУТ КЭТРИН СТЕРН, КТО ВЫ?Ответ приходит немедленно. Словно адресат ждал и был наготове:71192Х. РАБОТНИК. СТЕРН7. КАКОЙ КОМПАНИИ?Экран остается пустым. Смотрю на часики и думаю, долго ли смогу оставаться здесь. Долго ли буду нужна Энн и Рольфу. Темнота снаружи редеет в холодном утреннем свете. Когда снова поднимаю взгляд, на голубом светящемся экране новое сообщение:71192Х. МЫ ИССЛЕДОВАТЕЛИ. ХОТИМ ВСТРЕТИТЬСЯ С ВАМИ. УЗНАТЬ, ЧТО ВАМ ИЗВЕСТНО.Я снова тянусь к стакану, так неуклюже, что едва не опрокидываю его. Допивая вино, делаю набор. Невнимательно, уже думая о сне.СТЕРН7. ГДЕ?71192Х. У ВАС.Я наполовину сплю. Ощущение неприятное. Не думаю ни о чем. Потом возникает страх.СТЕРН7. В КАКОЙ КОМПАНИИ РАБОТАЕТЕ? 71192Х.Я нажимаю выключатель. Экран гаснет с легким обиженным хмыканьем. Думаю об Энн, о Рольфе. Нужно ли сказать им? Но мои опасения могут оказаться пустыми. Можно ли отыскать меня через Интернет? Не знаю. С этим миром я не знакома. Возвращаюсь в комнату сестры.Интернет оставляет слишком много следов. Я не доверяю ему. С компьютером никогда не знаешь, когда за тобой наблюдают и откуда. Из соседней страны, из соседней комнаты. Если «Братьев» разыскивают другие, Интернет самый худший способ, самый опасный. Существуют лучшие.Ищу эту драгоценность не только я. Кто еще, не знаю. И все-таки я получила от них определенную поддержку. Их угроза словно бы подтверждает мою правоту.Мой первый камень был подарком ко дню рождения от Мэй. Мне исполнилось одиннадцать. То был аметист величиной с яичко. Чтобы как следует разглядеть его фиолетовый цвет, требовалось присмотреться. Держать камень определенным образом, чтобы уловить оттенок цветов глицинии.Вспоминаю голос матери над ухом. В зеркале ванной ее щека рядом с моей: «Смотри. Ты так красива, что я готова тебя съесть!» Каменное яичко вызывало у меня то же желание. Мне хотелось поглотить его. Вобрать в себя. Я спала с ним, как другие дети с любимыми игрушками. Ходила в школу с ним во рту. Энн пыталась запретить мне. Боялась, что проглочу его, как за несколько лет до того огрызок карандаша. Аметист постукивал о зубы, как мятный леденец. С ним у меня не возникало чувства голода. Я была сыта камнем.Я стала собирать самоцветы. По выходным, когда мы ездили в Маргейт, искала на пляже сердолик и агаты. Разделяла свои камни по научным принципам. Я еще не любила их, мне нравились различия и сходства камней. Они были и похожими друг на друга, и непохожими. Песнями на разные голоса. В этом чувствовалось что-то надежное, внушающее доверие.«Братьев» я ищу не по этой причине, отнюдь. Я не ищу способов избавиться от прошлого. Прошлое присутствует во всем, что я делаю. Эта потребность существовала во мне еще до смерти Эдит, о чем я постоянно помню. Помню то ощущение одержимости: словно бы забродил некий резервуар любви. Во мне жила любовь, ждущая своего предмета, и в конце концов этим предметом стал аграф.Нашим врачом был не доктор Эйнджел, а доктор Сарджент. Больница была той же самой, но коридоры были окрашены по-разному. В этом здании стены от пола до середины были зелеными, от середины до потолка коричневыми. В здании доктора Сарджента — желтыми, с красной полосой посередине. Когда я была маленькой, Энн говорила мне, что благодаря этой полосе люди поправляются быстрее. К тому времени, когда Эдит умерла, я уже в это не верила. Однако то, что здесь полосы не было, действовало угнетающе.— Наш врач доктор Сарджент, — говорю я. — Почему мы не идем к нему?— Потому что Сарджент — врач общей практики. А этот по крови, — отвечает Энн.Мы движемся с медсестрой по двухцветному коридору. У нее на левом колене под дешевым чулком старый пластырь. Колени очень важны для ребенка. В три года колени родителей можно узнать с тридцати шагов, я прочла это в одном журнале. В семь лет это, видимо, остаточное явление, но все-таки колени медсестры ближе, чем лицо. По ее коленям я понимаю, что она не следит за собой, как нужно, и сначала радуюсь, что остаюсь с доктором Эйнджелом. Его колени за письменным столом. Голова у него красная. Он здоровается и продолжает писать. Я сижу, дожидаясь, когда врач обратит на меня внимание.В кабинете пахнет дезинфекцией и нестираным бельем. Табличка на столе гласит: «Доктор Эйнджел. Гематология». Третье слово мне совершенно непонятно. Доктор все время кашляет. Кашель его похож на рычание маленькой злобной собачонки. Грр-грмм.Когда он кашляет, мне хочется его ударить. Я думаю, что он грубый, потому что не разговаривает со мной. Люди со мной разговаривали несколько дней.— Грмм.Я оглядываюсь. Красивых картинок в кабинете нет, только плакат, где изображены восемь типов сгустков крови. У каждого свое название: Куриный желток, Смородиновый джем. Словно ингредиенты, думаю я. Хрустящий картофель с яйцом. Пирог с яйцом. Мороженое со смородиновым джемом. Желе со смородиновым джемом. Я знаю, что такое сгусток крови.— Грр-гррм.— Надо бы вылечить его.— М-м?Он поднимает взгляд. Глаза его находят меня, но толком не видят. У него нет никаких чувств к детям, ни приязни, ни неприязни: он нас не замечает. Я не сознаю этого, сидя в его кабинете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139