Видно было, что он учился языку по книгам.
Достав из небольшого чемодана, какой обычно берут с собой в дорогу атташе, пижаму, толстые шерстяные носки и потрёпанную книжку в бумажной обложке, толстяк положил их на верхнюю полку Латимер заметил, что книжка была на французском и называлась «Жемчужины мудрости на каждый день». Затем толстяк вытащил из кармана пачку тоненьких греческих сигарок.
— Вы не возражаете, если я покурю? — сказал он, протягивая пачку Латимеру.
— Сделайте одолжение. Благодарю вас, но мне сейчас курить не хочется.
Поезд набирал скорость Латимер снял пиджак и лёг поверх одеяла. Толстяк, взявшийся было за книгу, вдруг отложил её и обратился к Латимеру.
— Когда проводник сказал мне, что я еду вместе с англичанином, я подумал, как это чудесно.
— Вы очень добры.
— Поверьте, я говорю от всей души.
Дым ел ему глаза, и он промокал навёртывавшиеся слезы шерстяным носком.
— Очень глупо делаю, что курю — сказал он, точно жалуясь кому-то — да и глаза у меня очень слабые. Но, видно, Всемогущий так решил, а Он всегда знает, что делает. Быть может, чтобы я лучше воспринимал красоту Его творения, Матери Природы, чтобы я обратил внимание на великолепие её одежд — на деревья, цветы, облака, голубизну неба, на покрытые снегом вершины, на золото заката.
— Вам просто надо носить очки.
— Если бы мне были нужны очки — покачал головой толстяк, — Всемогущий дал бы мне знак. — Он пристально посмотрел на Латимера. — Неужели вы не чувствуете, мой друг, что где-то над нами, рядом с нами, внутри нас есть некая Власть, некая роковая Сила, которая заставляет нас делать те вещи, которые мы делаем.
— Ну, это серьёзный вопрос.
— Мы не понимаем этого только потому, что недостаточно просты и скромны. Чтобы стать философом, не нужно никакого особого образования. Достаточно быть простым и скромным. — Он смотрел на Латимера, и взгляд его излучал простоту и скромность. — Живи и давай жить другим — вот в чем секрет счастья. И оставим Всемогущему право отвечать на те вопросы, которые вне нашего немощного разумения. Мы не в силах бороться против Судьбы. Если Всемогущему угодно, чтоб мы поступали нехорошо, то, значит, Он видит в этом какую-то цель, которая нам не всегда ясна. Если Всемогущий хочет, чтобы кто-то разбогател, а большинство остались бедными, значит, надо безропотно принять Его волю.
В этом месте отрыжка прервала его разглагольствования. Подняв глаза вверх, он посмотрел на полку, где стояли чемоданы Латимера. На его лице засияла улыбка.
— Я часто думаю, — заявил он, — сколько появляется пищи для размышлений, когда едешь в поезде. Взять хоть чемодан. Какое сходство с человеком! Ведь мы тоже на жизненном пути приобретаем множество наклеек. Наклейки — это то, какими мы хотим казаться, но ведь главное — какие мы внутри. И как часто, — тут он в отчаянии замотал головой, — как часто чемодан не содержит ничего чудесного. Вы ведь не будете спорить со мной?
Латимера давно тошнило от его речей. Он выдавил из себя:
— А вы очень хорошо говорите по-английски.
— Английский — чудесный язык Шекспир, Герберт Уэллс — у вас есть великие писатели. Но я не могу полностью выразить все свои мысли по-английски. Вы, должно быть, заметили, что мне гораздо ближе французский.
— Но ваш родной язык?
Толстяк развёл руками, и на правой руке блеснуло кольцо с алмазом.
— Я гражданин мира, — ответил он, — для меня все страны, все языки прекрасны. Если бы только люди могли жить, как братья, без ненависти и с верой в Чудесное. Но нет! Всегда найдутся коммунисты и так далее. Очевидно, такова уж воля Всемогущего.
— Кажется, я засыпаю, — сказал Латимер.
— Сон! — подхватил толстяк. — Это великая милость, дарованная нам, людям. Меня зовут, — сказал он без всякой связи с предыдущим, — мистер Питерс.
— Мне было очень приятно познакомиться с вами, мистер Питерс, — ответил ему Латимер довольно сухо. — Мы прибываем в Софию очень рано, поэтому я не буду раздеваться.
Он выключил верхний свет в купе, оставив гореть лишь синюю лампочку над входом да два ночника, и залез под одеяло.
Мистер Питерс следил за его действиями с какой-то непонятной грустью, потом начал раздеваться. Балансируя на одной ноге, надел пижаму и забрался на свою полку. Минуты две он лежал неподвижно, тихо посапывая, потом повернулся на бок и, достав книжку, начал читать. Латимер выключил свой ночник и закрыл глаза. Через минуту он крепко спал.
Поезд прибыл на границу ещё до рассвета, и Латимера разбудил проводник. Мистер Питерс все ещё читал. Очевидно, его бумаги пограничники просмотрели в коридоре, и Латимер с сожалением подумал о том, что так и не узнал, к какой же национальности принадлежит сей гражданин мира. Сон был сломан, и Латимер, подремав ещё немного, открыл глаза. За окном слабо серело утро. Поезд прибывал в Софию в семь. Латимер начал собирать вещи. Мистер Питерс погасил ночник и закрыл глаза. Когда поезд загромыхал на стыках, Латимер тихо открыл дверь купе.
Мистер Питерс вдруг повернулся на другой бок и посмотрел на него.
— Простите, что разбудил вас, — сказал Латимер.
В серой полутьме купе улыбка на лице толстяка показалась Латимеру клоунской маской.
— Напрасно беспокоитесь, — сказал он, — я все равно не спал. Я только хотел сказать вам, что лучше всего остановиться в отёле «Славянская беседа».
— Благодарю за совет, но я уже заказал по телефону номер в «Гранд-Палас». Мои друзья рекомендовали мне именно этот отель.
— Это очень хороший отель. — Поезд начал тормозить. — До свидания, мистер Латимер.
— До свидания.
Как и любому пассажиру, Латимеру очень хотелось поскорее добраться до отеля, принять ванну, позавтракать, и только потом он задумался над тем, каким образом мистеру Питерсу стала известна его фамилия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53