строгое суконное платье облегало стройную фигуру, золотистые кудри были забраны в высокую прическу, точеный подбородок приподнят, ресницы опущены. Ему не понравилось страдальческое выражение ее лица и подрагивающие бледные губы.
– Как вы себя чувствуете, Брунгильда Николаевна? – спросил он, томясь затянувшейся паузой.
– Она чувствует себя ужасно! – вместо сестры ответила Мура. – Она потеряла память. Она не помнит, как оказалась на бале-маскараде в доме графа д'Ассейна.
– Меня чем-то опоили. Каким-то эликсиром. Может, с наркотическими веществами, – жалобно простонала Брунгильда, не поднимая глаз. – Я в ужасе. Мне кажется, я спала и видела кошмары. Мрак, какие-то люди в зловещих плащах, горящие костры. То ли меня хотели принести в жертву, то ли кого-то сжечь на кострах. Я почти ничего не помню.
– Мы пытаемся выяснить, что же было с Брунгильдой этой ночью. – Мура покосилась на старика – тот важно кивнул.
– Мы еще не осмотрели плащ, в котором ты приехала, дорогая, – сказала Елизавета Викентьевна. – Может быть, Глаша его принесет?
Брунгильда молча кивнула.
Когда черное одеяние с восьмиконечной звездой на груди было доставлено в гостиную, Мура и старик резво вскочили и принялись расправлять на столе наряд. Они судорожно мяли и ощупывали каждую складочку ткани, каждый шов.
– Что вы ищете? – не удержался доктор Коровкин.
– Ничего – ответила Мура. – Здесь есть карманы, но они пусты. Там ничего не было, сестричка?
– Было, – нехотя призналась Брунгильда. – Я вчера вынула и засунула под подушку.
– Зачем? – изумилась мать.
– Хотела потом рассмотреть. Но не успела. Вы меня подняли ни свет ни заря.
– Какая заря? – возмутилась Мура. – Уж вечер скоро! Брунечка! Душенька! Принеси свои сокровища из-под подушки!
Брунгильда пожала плечами, встала и направилась в спальню. Через минуту она вернулась со смятыми бумажками в руке.
– Давай, давай же! – нетерпеливо протянула руку Мура и начала разглаживать поверх плаща на столе бумажные листы.
– Так, это счет из ресторана… На сумму восемь рублей, «Данон»… Так… А это железнодорожный билет… А это, кажется, письмо… Но на французском… Так… Так…
– Хорошо ли читать чужие письма? – спросил доктор, которому с каждой минутой все больше не нравилось происходящее.
– Погодите, милый доктор, – прервала его Мура. – Здесь ничего личного. Перевожу: «Мон ами, благодарю вас за присланные документы и выражаю уверенность в том, что ваши заслуги будут по достоинству оценены магистром… Чаша Грааля должна быть полна знаний… Высший рыцарский совет Царьграда награждает вас за блестяще проведенную операцию крестом в петлицу…. Ваш брат Бертло».
– Бертло известнейший ученый, – воскликнула Елизавета Викентьевна. – Но как он оказался в Царьграде…
– Это я так перевела, мамочка, – вздохнула Мура. – Здесь написано – в Базеле. Базель – Василий, а Василий и означает – царь, значит Базель – Царьград.
– По-твоему, Константинополь – это тоже Базель? – с опаской спросила Елизавета Викентьевна. – Вас этому на курсах учили?
– Чушь какая-то, – подала голос Брунгильда. – Константинополь в Швейцарии?
– Меня больше интересует адресат письма, мсье Бертло, – сердито заметил доктор. – Письмо надо вернуть по назначению. Нехорошо. Может быть, он его ищет.
– Конечно! – Мура всплеснула руками. – И он может в любую минуту явиться сюда! У вас есть оружие?
– Зачем вы меня пугаете? – Доктор вскочил в возмущении, тем более что старик полез проверять свой карман. – Неужели из-за этой бумажки адресат устроит перестрелку с беззащитными женщинами?
– Устроит, устроит! – уверенно заявила Мура, пряча заветный листок в складках лифа. – И запомните хорошенько, мы ничего не видели и не знаем, у нас ничего нет. Отпираемся как можно убедительней.
– Но зачем? Зачем? – возопил доктор Коровкин.
– Мы не знаем его имени! Оно здесь не указано. И он может явиться сам, а может прислать посланца…
От звука звонка из прихожей все вздрогнули. Старик вынул из кармана пистолет и вышел. Доктор онемел. Мура взяла плащ со звездой и кинула его на спинку стула. Все чинно расселись по местам и замерли.
В дверях гостиной явилась Глафира и возвестила:
– Брунгильда Николаевна, изволите ли вы принять мадемуазель Воронину?
– Мадемуазель Воронину? – переспросила старшая профессорская дочь, растерянно обводя взором домашних.
– Разреши ей войти, – зашептала Мура. – Не волнуйся.
– Проси, – хрипловато велела Брунгильда, не поворачивая головы к служанке.
Мадемуазель Воронина оказалась ладной, миловидной женщиной, полноватой для своих лет – ей было не более двадцати. Ее вишневое платье из бархатного пана украшали обильные рюшечки, розетки и модные широкие рукава с узкой манжеткой с воланом у кисти. Шляпку с высокой тульей и завязками, несмотря на позднюю осень, венчали золотистые ветви искусственного винограда – последний крик моды,
Мадемуазель Воронина подняла густую вуаль, на свежем личике блестели темные глаза, пухлые губы были ярко накрашены.
– Мадемуазель! – обратилась она чересчур громко к Брунгильде, нервно оглаживая широкие кисти, плотно обтянутые перчатками. – Могу я переговорить с вами наедине?
Брунгильда встала, выпрямилась во весь рост.
– Мне нечего скрывать от своих родных, – металлическим голосом произнесла она.
– Тогда пеняйте на себя!
– Мадемуазель! – Доктор Коровкин шагнул к наглой особе. – Извольте объяснить ваши слова!
– Она знает, о чем я! – дерзко ответила доктору мадемуазель Воронина. – Я каждый вечер играю со смертью. И соперниц я не потерплю!
– Милочка, – попыталась сгладить напряжение Елизавета Викентьевна, беспомощно взглянув на доктора и дочерей, – прошу вас, присядьте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73