Надо уходить… Но куда? К кому?Он прошёл мимо нового здания клуба, от которого ещё пахло сосной и свежей краской. Возле клуба толпились люди. Слышался смех. Продавали билеты на последний сеанс.Володя зябко передёрнул плечами. Холодно. Осень. Мать уже второй год собиралась подшить к пальто ватин. Но не было денег, отец все пропивал.Может, зайти в клуб?В фойе было тепло. По запотевшим стёклам медленно, словно нехотя, скатывались капли.Володя рассеянно прошёлся вдоль вывешенных на стене картин местных художников-любителей. «Бурелом», «На делянке», «Охотники», «Стройка»…— Володя, ты что, в кино собрался?За его спиной стоял сосед по дому, мастер Нихренского лесопункта Нуриманов. Узкие, слегка раскосые глаза глядели мягко и доброжелательно.— Да нет, так…— Денег нет?— Да нет, просто так, не хочется…— Эх ты, такалка! Идём, проводишь меня на станцию. Дочка сегодня из Москвы приезжает. Помнишь Любу? Когда она уехала, тебе, по-моему, лет шесть было, немудрёно и забыть.Они вышли из клуба и не торопясь направились к станции. До прихода поезда оставалось ещё минут сорок.Знает ли Нуриманов, что произошло? Нет, он ведь два месяца отсутствовал, да и приехал, наверное, только что. Утром его не было.Володе Николай Ахметович нравился. Между ними всегда существовало то взаимное чувство симпатии, которое иногда внезапно возникает даже между малознакомыми людьми. Большой, с грузными плечами, такими грузными, что, казалось, они тянут его к земле, Нуриманов был молчалив и спокоен. К Сысоевым он обычно не заходил. Но когда отец Володи напивался пьяным и начинал буянить, Вера Николаевна бежала к Нуриманову. Заставала она его редко: Нуриманов неделями жил у себя в комнатке на лесопункте. Но если он оказывался дома, то всегда приходил. Сжимал своими сильными пальцами плечи Сысоева и коротко бросал: «Выпил — спать. Ну!» И странно: Сысоев сразу же затихал и, вполголоса бормоча ругательства и угрозы, уходил к себе.Жена Нуриманова умерла давно, во время родов, оставив ему дочь Любу. Так они и жили вдвоём в большой неуютной комнате. Потом Люба закончила десятилетку и уехала в Москву. Шли годы. Несколько раз она собиралась приехать на каникулы (в то время она ещё училась в институте), да так и не выбралась. А письма… Разве письма могли заменить дочь? Да и писала она редко. От случая к случаю. А чаще посылала телеграммы — к праздникам…— Идёт, идёт! — закричали на перроне.Народ, толкаясь узлами и чемоданами, ринулся на платформу. Замелькали освещённые квадраты окон вагонов.— Люба, Любочка!Нуриманов метнулся к вагону.— Давай, давай чемоданы!Николай Ахметович подхватил один чемодан, потом другой, сетку с продуктами. И вот он обнимает свою дочь.— Ну, как доехала? Хорошо? Здорова? Заждался тебя…Володя почувствовал, как что-то сжало его сердце. «А я? Зачем здесь я?»Неожиданно для самого себя он быстро повернулся и побежал вдоль состава.— До отхода поезда осталось две минуты. Просьба к отъезжающим — занять свои места, — сообщил станционный репродуктор.А где его место? И есть ли оно вообще…Володя лбом прижался к поручням вагона.— Мальчик, а мальчик, садись, останешься!Володя посмотрел непонимающими глазами на седого благообразного проводника. Ах, да, очевидно, он принял его за сына кого-то из пассажиров.Ещё не сознавая, что делает, Володя поднялся по ступенькам в вагон. Свисток. Лязгнули буфера. Поезд тронулся.Постояв на площадке, он прошёл в вагон, который оказался общим. Проход был забит вещами. Группа матросов азартно играла в домино. Он взобрался на третью полку и пристроился между чьим-то деревянным сундучком с висячим тяжёлым замком и огромным фибровым чемоданом.Было поздно. Вагонный шум затихал. Володя уснул. Проснулся он от того, что кто-то дёргал его за ногу.— Молодой человек, ты чей будешь?— Ничей.— Билет у тебя есть?Володя молчал.— Заяц, значит. А ну слазь! Давай, давай! Понапускали здесь всяких, а потом удивляются, куда вещи пропадают. Проводник!Володя кувырком слетел с полки и сразу же попал в объятия рыжего мужчины.— Ну, ну, торопыга! Постой. Вот до станции доедем — в милицию сдадим.На первой же остановке его действительно повели в отделение милиции. Вёл его проводник, а сзади шла женщина, та самая, которая первая его заметила, и на ходу рассказывала любопытным:— Поднимаюсь за кошёлкой… Батюшки! Он уже возле неё. И хитрый какой: спящим притворяется, носом даже посвистывает. Хорошо, что успела, а то бы поминай как звали. Из молодых, да ранний! И откуда только такие берутся! Воспитывают их, воспитывают, а они только и думают, как бы своровать что-нибудь. В милиции его проучат! Не посмотрят, что малолеток. Там знают…Но что в милиции «знают», она досказать не успела. Володя вырвал руку и, боком проскочив мимо двух женщин, бросился в здание вокзала.— Держи! Держи!Он выскочил в коридор и лицом к лицу столкнулся с франтовато одетым парнем, над губой которого чернела узкая полоска усиков. Тот мгновенно схватил его за плечи и втолкнул в дверь комнаты, которая находилась за его спиной.— Тише, шкет! Зацапают…Володя стих. У самых дверей послышался топот ног и громкий разговор.— Мальчишка здесь не пробегал?— Нет. А что, стащил что-нибудь?Когда шаги стали удаляться, парень открыл дверь и сказал:— Со мной пойдёшь.Так Володя познакомился с вором-рецидивистом Сашкой Силой.Новый знакомый жил на окраине города в маленьком домике, где снимал комнату у владелицы дома Марьи Гавриловны, которая работала санитаркой в фабричной больнице. Марья Гавриловна часто дежурила, и в эти дни квартирант чувствовал себя здесь полным хозяином.— Мой младший брат. Приехал погостить, — представил он Володю хозяйке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74