— У вас, товарищи, будут вопросы к свидетелю?Молодая женщина, учительница средней школы Блинова, отрицательно покачала головой.— Если разрешите, один вопросик, — сказал другой заседатель, мастер железнодорожного депо Гуляев.— Пожалуйста, Всеволод Феоктистович.— Один вопросик, — повторил Гуляев. — Скажите, свидетель, вы знаете Александра Павловича Бычихина?— Бычихина? Директора комбината?— Вот-вот, его самого.— Как же я могу не знать директора комбината! Конечно, знаю.— А кем он был раньше, до директорства, знаете?— Вначале плотником…— Ну, ну, — подбодрил Матвеева Гуляев.— Потом мастером, заместителем начальника цеха…— А до работы на комбинате?— Представления не имею. Он уже здесь двадцать пять лет работает.— Значит, не знаете?— Не знаю. Да и какое это имеет отношение к делу?— Прямое отношение, уважаемый товарищ, самое прямое. Ведь Бычихин-то до комбината был воспитанником детской колонии. Слышали про Макаренко? Вот у него Бычихин и числился. В трудновоспитуемых числился. Так-то. А ещё раньше Саша Бычихин беспризорничал, воровством промышлял. Вот как. Но повезло ему. Если бы вы двадцать пять лет назад в кадрах работали, плохо бы пришлось Саше Бычихину! Так-то.По залу прошёл гул. Сдерживая улыбку, Анна Ивановна спросила у Гуляева:— Ещё вопросы будут к свидетелю?— Да хватит, наверное.Матвеев растерянно смотрел на Гуляева, потом сбивчиво заговорил:— Вы только не думайте, что я действовал по своей инициативе. Я-то как раз хотел зачислить Сысоева. Он на меня произвёл хорошее впечатление. Но у нас в своё время произошёл неприятный случай с одним… — Матвеев замялся, подбирая слова, — случай с одним бывшим вором. Начальник цеха и отсоветовал. И, как видите, в данном конкретном случае мы не ошиблись: Сысоев не оправдал, так сказать, доверия.— Не без твоей помощи! — громко сказал кто-то в зале.— Тише, товарищи! — подняла руку Анна Ивановна. — Надо уважать суд.Сысоев все время судебного следствия безучастно смотрел в окно, почти не прислушиваясь к происходящему. Словно откуда-то издалека донёсся до него голос адвоката, просившего суд о снисхождении…Наконец он очнулся, поискал глазами мать. Вот она сидит в шестом ряду вместе с Николаем Ахметовичем. Слушает, боясь проронить хоть слово. Маленькая, сгорбленная, в белом платке. В том самом платке, который он ей привёз. Доживёт ли она до его возвращения? Да и вернётся ли он?Почувствовал, как дрогнули губы. Пониже наклонил голову. Неужто жизнь навсегда сломана? Как в той песне поётся: «Погиб я, мальчишка, погиб навсегда…»Погиб навсегда. Эта мысль, ставшая за последние дни привычной, внезапно пронзила все его существо. Неужто все кончено?— Подсудимый, вам предоставляется последнее слово.Тяжело встал. Комок в горле.— Я… я отказываюсь от последнего слова.— Хорошо. Садитесь. Суд удаляется на совещание для вынесения приговора по делу.В зале сразу же заговорили, зашаркали ногами, заскрипели отодвигаемыми скамейками.К Сысоеву подошёл Нуриманов.— Здравствуй, Володя. Вот как встретиться привелось…— Ничего, Николай Ахметович, живы будем — не помрём.Даже улыбнулся. А потом внутри что-то оборвалось. Закричал:— Оставьте меня! Оставьте!Упал грудью на барьер, под рубашкой волнами заходили лопатки.— Граждане, прошу отойти от подсудимого, — сказал конвойный милиционер, отодвигая любопытных.
* * * — Ну, какие будут мнения? — спросила Степанова.— Мнения… — заёрзал Гуляев. — Ну какие тут мнения? Тут, Анна Ивановна, не столько мнения, сколько сомнения…— Сомнения — тоже неплохо. Поговорим о сомнениях.— Ну, прежде всего частное определение в адрес комбината выносить надо. Эти деятели, Матвеев и Коспянский, наломали дров. Как, Клавдия Тимофеевна? Согласна?— Согласна.— Если разобраться, они парня на преступление толкнули. Покрутился, повертелся — работы нет. Ну и того…— Да, отказ в приёме на работу, безусловно, сыграл крайне отрицательную роль, — поддержала Гуляева Блинова. — Как вы считаете относительно частного определения, Анна Ивановна?— Я — «за». Частное определение вынесем. Случай, по-видимому, у них не первый, а вопрос трудоустройства амнистированных — государственный вопрос. Это ясно. А как с Сысоевым решим?Наступило молчание, которое прервал Гуляев.— Какое наказание по закону за повторную кражу?Вместо ответа Анна Ивановна протянула ему Уголовный кодекс.— Мда, — крякнул Гуляев, — строгонько!— Строго, но справедливо. Рецидив.— Рецидив-то рецидивом, — сказал Гуляев, — но как хочешь, Анна Ивановна, а у меня рука не поднимется ему такой приговор подписать.— А на какой приговор рука поднимется?— На оправдательный! — Гуляев рубанул перед собой воздух ладонью.— Оправдать?— А что?— Но ведь он украл.— Украсть-то украл, но обстоятельства… — уже менее уверенно сказал Гуляев.— Обстоятельства, конечно, серьёзные, — согласилась Анна Ивановна. — Очень серьёзные. Пожалуй, при таких обстоятельствах и вы, Всеволод Феоктистович, чего доброго, могли бы кражу совершить.— Я?! — возмутился Гуляев. — Я, рабочий человек, чтобы крал? Да я лучше с голоду подохну, а чужого не возьму.— Значит, не украли бы ни при каких обстоятельствах?— Конечно ж, о чем речь!— А он украл…— Гм.— Следовательно, обстоятельства не могут служить для него полным оправданием. Кража остаётся кражой. Верно?— Ишь как повернула… Ну, верно, — неохотно согласился Гуляев. — Все верно, и все неверно. Вон как. Не могу я на свою рабочую совесть такого приговора брать…— А теперь послушаем Клавдию Тимофеевну.— Не знаю, что и сказать, — смутилась та. — На меня очень сильное впечатление произвели материалы дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74