.. скажи — кому ты дарила это фото?
Лена отрицательно покачала головой.
Шестаков подошел к ней вплотную, выдохнул:
— Чаплицкому?!
Лена смотрела прямо перед собой. На виске ее, под прядкой волос, выбившихся из— под пучка, пульсировала нежная голубая жилка.
Шестакова залила волна гнева и возмущения.
— Лена! Лена! Он здесь? — кричал он. — Чаплицкий в Архангельске?!
Лена молчала. Из глаз ее выкатились две слезинки, потом побежали другие, быстрее, все быстрее, заливая лицо. Тело ее сотрясалось от страшного внутреннего напряжения в молчаливой истерике.
Шестаков смотрел на нее в задумчивости и вдруг растерянно вымолвил:
— Значит, ты с самого начала знала, что он здесь?...
Он поразился собственной мысли. Кровь молотом застучала в висках, и он в отчаянии ударил себя кулаком по голове:
— Ах, я болван! Ведь он бывал здесь! Он ночевал у тебя, пока мы искали его по всему городу!.. Ты все время дурачила меня!..
— Неправда! — взорвалась Лена пронзительным криком. — Коля, это неправда! Он был здесь один— единственный раз! Полчаса!..
Шестаков сверлил ее гневным недоверчивым взглядом.
Лена говорила, и голос ее рвался от волнения и искренности:
— Коля, я ведь не умею врать... Но пойми — я и предавать не умею!.. Никого... Никогда... Я никого не дурачила!
Шестаков не отводил от нее тяжелого взгляда.
И Лена сказала тихо:
— Я никого не дурачила. Я одурачила себя... Я устала от вас... Белые! Красные!.. Все ненавидят друг друга... Как звери, охотятся друг на друга... Я не революционерка... И не белогвардейка!.. — и закончила почти шепотом: — Я хочу покоя...
— Ты хочешь покоя? — с яростью повторил Шестаков. — А я — не хочу покоя? А все эти истерзанные голодные люди — не хотят покоя?...
Лена не отвечала, и Шестаков продолжал беспощадно:
— Те, кого здесь твой Чаплицкий мучил, порол и вешал, они — не хотели покоя?! Ты спасла жизнь убийце... Душегубу...
Он встал и неуверенно, слепо, ударившись плечом о дверной косяк, вышел из комнаты.
Лена упала на кровать.
Плакала горько, обессиленно, как маленькая обиженная девочка.
На следующий день приступили к подъему угля с затопленных белогвардейцами кораблей.
С первого же спуска работа пошла полным ходом — все были расставлены по своим местам, заранее было подготовлено все снаряжение.
Матрос первой статьи Федор Гарковец, прошедший водолазную школу на Балтике еще в пятнадцатом году, спустился под воду первым. За ним последовали товарищи.
Они медленно прошли вдоль высокого борта морского судна, покоившегося на дне. Водоросли уже опутали его, к обшивке пристали ракушки. Над клюзом виднелись медные буквы: «АЛЬБАТРОСЪ»...
...А наверху, на легкой волне, покачивался водолазный бот. Невдалеке виднелся еще один, за ним — третий, рядом — застопоренные буксиры, баржи.
На палубах ботов царила рабочая водолазная обстановка: мерно пыхтели воздушные помпы, дежурные матросы под присмотром Шестакова потравливали шланги...
...Федор Гарковец, а за ним и остальные водолазы поднялись на палубу «Альбатроса», потом обследовали внутренние помещения, наконец спустились в кочегарку судна...
В кочегарке расположились цепью, пользуясь слабым освещением, проникавшим через воздушный люк. И принялись за работу.
Федор стал около бункера. По очереди со своим земляком Иваном Зирковенко он нагребал совковой лопатой уголь из бункера в корзину, плетенную из прутьев. Потом они плавно волокли ее, отмахиваясь от какой— то слишком любознательной рыбы, к металлическому сварному коробу, поставленному около загрузочной шахты.
Осторожно высыпали — а вернее сказать, выливали — черную густую массу в ящик, отчего, вода вокруг на несколько секунд становилась непроглядно— черной, дергали сигнальный фал...
А на поверхности ошвартовались буксир и баржа.
К стреле грузового крана подтянулся, вынырнув из воды, короб с углем. Кран повернулся, навесил короб над баржей, дежурный такелажник опрокинул его над трюмом.
Сыплется уголь, льется черная вода...
Работает лебедка на водолазном боте, наматывает на вал бесконечный трос, и вот из воды показались один за другим матросы в легких водолазных костюмах — с фантастическими шлемами и толстенными свинцовыми подошвами.
На ботах, не дожидаясь, пока освободятся от шлемов поднятые водолазы, готовились к спуску следующие. А водолазы, отработавшие вахту, сняв с помощью товарищей шлемы и тяжелые ботинки, без сил валились на матрасы.
Иван Зирковенко, непривычный к тяжкой водолазной жизни, потерял сознание, и Федор Гарковец принялся изо всех сил растирать товарища шерстяной варежкой, чтобы восстановить кровообращение.
Да и другие водолазы почти без памяти. У них посиневшие, изнуренные лица...
А кран на буксире поднимал очередной короб с углем...
Новоиспеченный капитан белогвардейской армии Миллера, бывший прапорщик Севрюков, с трудом разыскав в деловой части Лондона контору «Закупсбыта», вошел в приемную.
Вошел скромно; увидев у стола Кушакова посетителей, тихо стал в сторонке.
Кушаков, заканчивая разговор, сказан двум пожилым коммерсантам:
— Мы благодарим вас за сотрудничество и просим незамедлительно сообщать нам о ходе переговоров по поводу сделок на контрактации, о фрахте... ну и обо всем остальном, что имеет для нас существенное значение...
Посетители поднялись, раскланялись с Кушаковым, направились к выходу.
Севрюков с предупредительным поклоном распахнул перед ними дверь, выпустил из конторы.
А потом вывесил на стеклянной двери табличку с лаконичной надписью «ЗАКРЫТО».
Кушаков посмотрел на него с огромным удивлением.
— В чем дело, милостивый государь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61