— Тебе нужна бомба. Приходи завтра к вечеру, сделаю.
— Бомба?..
— Автомобильный “скарабей”, мое изобретение.
— Спасибо большое, но меня вычислят за два часа.
— А мы тебе полное алиби обеспечим, все трое! Скажем, что занимались групповым сексом в бильярдной! — Офелия мечтательно закатывает глаза.
— Спасибо, я выкручусь сама!
— Правильно, — одобрил Тихоня. — Тебе нет шестнадцати. Затрави его хоть до полного анамнеза, он и пальцем тебя не посмеет тронуть, иначе — заметут за насилие над несовершеннолетней. Видишь серый “Кадиллак”? — вдруг спросил он. — А вон и хозяева выходят из туалета, близняшки. Братья Мазарини. Хочешь, я попрошу, чтобы они решили твои проблемы с отчимом?
В сумрачном ангаре два низкорослых коротышки одинаковыми движениями застегивают молнии на ширинках, после этого синхронно проводят ладонями по волосам.
— У них три машины, и все три мы ремонтируем.
В среднем получается по машине в неделю. Неплохой заработок. В прошлую среду, к примеру, дверцу меняли. Восемь пулевых отверстий. И сейчас они уедут на “кади”, а “мере” останется в ремонте. Готов! — вдруг кричит Тихоня, и братья как по команде разворачиваются и идут нога в ногу к автомобилю. У клеток с голубями они задерживаются, оба щелкают по прутьям ногтями, дожидаются голубиного переполоха и удовлетворенно следуют дальше.
— Они такие сексуально припадочные, просто бешеные звери! — шепчет Офелия. — Мужикам за сорок, а на мотоцикле визжат и прыгают, как суслики!
— Мазарини… Они что, итальянцы? — я наблюдаю небольшую потасовку — братишки никак не могут договориться, кому сесть за руль.
— Они совершенные олигофрены, ну совершенные! — стонет от восторга Офелия. — Могут подраться из-за мороженого!
— Да никакие они не Мазарини, — кривится Сутяга. — Братья Мазарины из Челябинска. Цветной металлолом. У них еще есть сестренка.
— Тоже близняшка? — я лихорадочно вспоминаю, где слышала эту фамилию.
— Не видел. Братья говорили, учится на врача.
— Да! — закричала я, вскочила и несколько раз подпрыгнула, подгибая под себя в прыжке ноги так, чтобы пятки стукнули по попке. — Да! Да!
— Что — да, ну что? — тут же подпрыгнула рядом Офелия.
— Так, ничего… — я подошла к остолбеневшему Сутяге и застегнула все его шестнадцать молний на кожаной куртке. — Просто вспомнила, где я слышала эту фамилию. Мазарина Рита. Да! Нет, ничего интересного, просто эта фамилия… Так звали медсестру, которая приезжала на “Скорой”. Я видела ее фамилию в протоколах.
— Иди сюда, — схватив по-деловому за рукав, Тихоня, ничего не объясняя, повел меня в конец ангара. Старый потрепанный “мере”.
— Ну и что? — я ничего не понимаю.
Порывшись в бардачке, Тихоня достает фотографию.
— Она?
Почти минуту я смотрю в лицо молоденькой девушки с косичками. Если ее остричь и выкрасить в блондинку, получится медсестра Мазарина, честно изложившая следователю Лотарову, как именно был отравлен дежурный врач.
— Мне пора домой, — заявляю я категорично и быстро сматываюсь, несмотря на умоляющие стенания Офелии.
В метро совершенно невозможно думать.
На улице пошел дождь.
Сегодня — пятница.
Я дала себе неделю.
Через неделю Рита Мазарина должна прийти на ужин к нам домой.
Она пришла уже в воскресенье вечером.
Дело было так. Войдя в квартиру, я быстренько заперлась в ванной и, отмокая в пене, разработала какой-никакой план. Размокла окончательно, потом высохла, выпила чай, кофе, сок, бокал вина, опять — кофе, сок… Корейца не было. К девяти вечера чувство утекающего бесполезно времени стало невыносимым, я пошла в кабинет корейца, перелистала календарь, обнаружила, что последняя страничка вырвана, заретушировала простым карандашом следующую, выписала проступившие цифры — одна получилась невнятной, имя “Адели” и — быстрым росчерком под именем — 19 00. Там еще, вероятно, был и адрес, но возиться с ним не хотелось, да и к чему мне знать, где именно кореец проводит время с женщиной по имени Адели, пока я дрожу на пропахших хлоркой простынях изолятора!
Минут через двадцать злобное раздражение уступило место хандре, и мне пришлось раз двадцать повторить самой себе, что я — самая умная и сообразительная, прежде чем хандра сдалась.
Непонятная цифра может быть тройкой, восьмеркой, девяткой…
С тройкой никто не брал трубку, с восьмеркой это оказался телефон бани (женское отделение), я была предупреждена, что “уже уходют последние мытые”, а с девяткой я попала в кафе.
Вот это новость! Кореец, оказывается, водит некоторых женщин в кафе. А может быть, он это делает специально, чтобы насмерть потом поразить их желудок и воображение собственной изысканной кухней?.. Умирающим голосом я попросила бармена поискать в зале корейца по имени Гадамер и сообщить ему о несчастье в семье. Трубка стукнула, я услышала — отдаленно — музыку и зычный голос, вызывающий “корейца Гадамера”.
— Никто не признается корейцем, — ответила трубка. — А что за несчастье такое?
— Его падчерицу выпустили из тюрьмы. Ладно, начнем сначала. Менять цифры от единицы до десяти, или… Такое исследование методом тыка показалось мне страшно унылым, я расслабилась, подумала, что эта закорючка, проступившая под зарисовкой своей более светлой выпуклостью, может быть пятеркой, у которой хвостик написан был легким росчерком, недостаточным по силе, чтобы продавиться на следующую страницу, набрала номер телефона с пятеркой, услышала старческий уверенный голос, который с отчаянием одиночества сообщил, что Адели пошла в театр.
Я посмотрела на часы.
К полуночи, когда кореец вошел в квартиру, его ждал накрытый стол, свеча на этом столе и примерная девочка с учебником по философии рядом с пустой тарелкой на салфетке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17