Я вскакиваю и уверяю ее, что любое — всегда пожалуйста, самое невероятное; я в тот момент от красоты ее слез готов был тут же умереть, за столом, не дожидаясь окончания игры. И предчувствие удачи и счастья накатило, как бывает при выигрыше, и ослепляющий красками невыносимо яркий и радостный мир поплыл, замедляя время, и двигаться стало трудно, как в речной воде, и я тогда подумал: похоже, выигрыш катит, а как же тогда?..
“Не беспокойтесь, вы обязательно проиграете”, — улыбнулась мне женщина, сияющая неземным светом. И если я почему-то в тот миг подумал, что такой и должна быть Смерть, то это только от невыносимости накатившего счастья. Вот она сидит напротив, моя мать, моя возлюбленная и моя нерожденная дочь; она — приговор и утешение… А Камилла перестала плакать, указывает на карты.
Я совсем сбился — выиграть нельзя!.. Или… можно? В полном угаре открывшейся передо мной возможности повелевать безвременьем я уже стал придумывать желание… “Я знала вашу матушку в Венеции, — сказала она, — ваша матушка чересчур любила оперу…” И я проиграл. Камилла постарела на глазах, мне было муторно и тошно, что я по-глупому проиграл, но выполнять всякие вздорности стареющей кокетки совершенно не собирался, а она поиграла колодой и объявила желание. “Хочу, — сказала, — чтобы вы вернулись в Россию и выжили”.
— Да вы знаете, почему ему дали вернуться? — В сердцах Кохан так саданул по столику кулаком, что стаканы подпрыгнули. — Тридцать восьмой год, тридцать восьмой! Потому что он был завербован Советами как шпион китайской разведки!
Сперматозоиды над Парижем
“…Ты только представь: Париж. Солнечно… На Елисеевских продавец разноцветных шаров потерял связку, шары парят над деревьями торжествующими сперматозоидами — красными, синими, желтыми, с извивающимися хвостиками веревок, дребезжит шарманщик, звенит трамвай, а я иду к своей возлюбленной в китайский ресторан “Кун-Сю”. Моя возлюбленная сама заваривает чай в высоких узких чашечках, закрывая их пиалами, мгновенным движением переворачивает чашку вверх дном, тогда пиала переполняется до дрожащей выпуклости горизонта… Суини… Суини…
— Китаянки все маленькие и хрупкие, так ведь? — интересуюсь я.
Мне уже пятнадцать, талия не увеличилась, зато появились две совершенно круглые грудки, и я томлюсь желанием как-нибудь ненароком показать их старику.
— Я бы сказал, что из всех женщин мира мне больше всего нравятся китаянки и вьетнамки. Несоответствием возраста и детской недоразвитости тела. Есть в обладании такой женщиной что-то предостерегающее, горчинка вины, что ли… В этом заведении я уже попробовал двух китаянок, но Суини по уровню исполнения любых желаний была вне конкуренции. Она все делала ласково, понимаешь, с ласковой тщательностью, ее сосредоточенное личико тогда светилось исполнительностью и чистотой помыслов. Подобное выражение лица женщины и исполнительная тщательность ее движений в совершенном разврате заставляет думать о реальности небесного наблюдателя, наделившего для чистоты эксперимента женщину ангельским отречением, а мужчину противоестественной фантазией.
— Зачем? — спрашиваю я.
— Иди сюда, маленькая…
Я сажусь к старику на колени и сразу же начинаю его пощипывать, дергать за большое удлиненное ухо, касаться пальцем кончика носа.
— Зачем… Зачем… Может быть, для выявления предела грехопадения и, соответственно, для придумывания особенно тяжкого наказания? Почему ты меня щиплешь?
— После вызова “Скорой помощи” на прошлой неделе я должна почаще убеждаться, что ты жив.
— Ерунда. Я перепил, а ты испугалась. Больше врачей не вызывай.
— А бывает, что мужчина наделен ангельским отречением, а женщина — противоестественной фантазией?
— Нет. — Старик категоричен. Он сидит, не двигаясь, закрыв глаза, пока я расчесываю ему брови расческой. — Бывает, что встречаются двое ценителей одиночества и противоестественных фантазий, они тогда могут довести понятие оргазма до некоторого засасывающего вселенского вакуума, до остановки сердца, но это только говорит о том, что и среди женщин бывают жестокие и бешеные игроки в секс, а вот среди мужчин ангелов с чистыми помыслами не попадается.
— Почему?
— Мужчина привязан к необходимости исполнения плотских желаний, неисполненные желания взрывают его психику и помрачают рассудок. Яростные женщины могут выйти из такой ситуации, перестроившись на необходимость и долг материнства, к примеру. У мужчин в этом плане выбор ограничен. Суини как-то сказала мне: “Кастрат и старый девственник — это две неутоленные мечты мужчин о совершенстве”.
— Она была красива? — Я закончила расчесывать брови и теперь провожу расческой по его спине.
— Я тебе только что сказал о выражении ее лица при исполнении моих несуразных прихотей, что ты еще хочешь знать? Я пил в эти моменты ее лицо, как капли дождя с нежнейших лепестков самого диковинного цветка. Понятие красоты? О, избавьте меня от осознающей себя красоты. Она безлика. И вообще, у восточной женщины поза и жест имеют больше значения, чем макияж. Важно, как обрисовывается вся ее фигурка, выгодное положение относительно источника света, запах, и может ли, к примеру, поза сидящей женщины соперничать грациозностью со спящей на воде птицей или застывшей на камне ящеркой.
— Ну а фигура? — Я встаю и решительно задираю футболку. — У нее были такие грудки?
Некоторое время старик смотрит на меня отстраненно, еще под властью воспоминаний, по его лицу заметно, что я, задрав футболку, никак не вписываюсь в утонченное представление об идеальной гейше с детской чистотой помыслов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95