— Боже ж мой, боже ж мой! — причитала она, не отводя от меня взгляда.
Я решила выяснить, почему эта женщина все время цепенеет, видя меня.
Оказалось, в этот раз ее изумила пижама.
— Это же ихнего мамы пижама, — объясняла она, — лучше бы вы ее сняли. Ей-богу, так будет лучше — не ровен час Кирьян Афанасьевич придет и увидит. Лучше снять и повесить на место! А я вам дам его рубашку…
Услышав, что Кира сам мне предложил эту пижаму, Клава вдруг сразу поверила и многозначительно заметила:
— И на старуху бывает проруха!
Я не стала выяснять, кого она имеет в виду — себя, меня или мамочку Ланского. Поинтересовалась, который час. Оказалось — десятый. Девять вечера и еще одиннадцать минут в придачу.
— А он что, не говорил вам обо мне?
— Как же, — кивнула Клава, водрузив на стол курицу в хрустящей корочке из майонеза с чесноком, грецких орехов и кукурузной муки, — они позвонили и сказали, что в спальне в постели гость, будет спать до утра, не беспокоить. Вы любите гузку?
— Что?..
— Гузку, спрашиваю, любите? А то Кирьян Афанасьевич очень до куриных гузок расположенный.
— В смысле — куриную задницу?
— Нет, — покачала головой Клава. — Гузка — это пупырка над задницей, это не задница…
Совершенно невероятно, но я так и не смогла найти свою одежду! Мы с Клавой перерыли везде, где, по нашим представлениям, одинокий мужчина может запрятать одежду заглянувшей в гости женщины. Ее нигде не было. В отчаянии я перешла к осмотру бытовой техники — начала со стиральной машины, кончила микроволновкой. Особенно жаль было итальянских туфель на каблуках. Видя степень моего отчаяния, Клава предложила выбрать кое-что из одежды мамочки Ланского, “раз уж он к вам такой расположенный и разрешил взять ее пижаму”.
И мы открыли заветный шкаф в комнате мамочки. Слабый запах лаванды, старенькая норковая шубка, платья, юбки, несколько пар туфель с заботливо засунутой внутрь бумагой, ридикюль мамочки — пустой, сумочка побольше — в ней фотографии немолодой женщины с ребенком на руках, часы “Заря” и колечко с бриллиантиком.
Клава протянула мне старинный пояс для чулок с застежкой из двенадцати пуговиц и серые шерстяные чулки.
— Колготок в этом доме отродясь не водилось, — объяснила она, видя мой изумленный взгляд. — С голыми ногами не пойдешь — на улице подморозило, глядишь, ночью снег выпадет.
Пояс был велик. Кое-как подкалываю его булавками, булавки же пригодились и для застежки длинной юбки. Блузка с рюшечками, жакет, сверху — оренбургский пуховый платок.
В коридоре я выяснила, что туфли мамочки тоже велики. Спадают на каждом шагу. Это переполнило чашу унижений, я села на тумбочку у зеркала и тихонько завыла. Голос Клавы то наплывал совсем близко — волнами, то отдалялся — как будто я глохла. Голова гудела, болело плечо, вывихнутое при падении с люстрой, запах лаванды довершал все это отчаяние, укутывая меня кладбищенским запашком.
— Не плачьте, останьтеся\ — просила Клава, сама едва сдерживая слезы. — Уж если они вашу одежду выбросили, значит, хотели, чтобы вы осталися\ Никогда они еще одежду своих гостей не выбрасывали…
Клава дала мне десятку на метро. Если этот… если Кира Ланский выбросил и мою сумочку, клянусь, я напишу на него заявление в милицию за изнасилование!
Я шла по улице, шаркая спадающими туфлями и кутаясь в платок. Только бы не потребовали предъявить документы!..
В десять двадцать, подходя к подъезду, я заметила свет в квартире Богдана. Бедная моя мама…
Кира
В двери установлено три замка — я точно помнил, что женщина просто захлопнула за нами дверь, поэтому начал со среднего. Он открылся легко, но, к моему удивлению, верхний замок оказался заперт. Я постоял у двери, не успел прийти ни к какому логическому объяснению этого казуса, потому что дверь соседней квартиры открылась и из полумрака меня поманила женщина в халате и собачонкой на руках.
На всякий случай я достал удостоверение и клацнул перед ее лицом красной книжечкой.
— Так вы из милиции? — разочарованно отметила она. — А я думала…
— Служба безопасности, — поправил я женщину, тесня ее в коридор с душными запахами.
— Это тоже неинтересно, — отмахнулась она. — Я думала, вы муж…
— Муж? Муж женщины, которая упала с люстры?
— Не знаю ничего про люстру, но этот кобель опять пришел не один! Он привел с собой женщину! Утром одна пролазила в его квартиру через мой балкон, а сегодня — уже другая. И вот, интересно, куда он дел жену?
— Все в порядке, — строго заметил я, — его жена задержана.
Женщина охнула и спустила с рук собачку. Та тут же залаяла, как будто включили лязгающий механизм.
— А утрешняя женщина сказала, что забыла в квартире свою драгоценность. И заплатила мне за молчание! Сто рублей. Она сказала: муж у нее очень ревнивый. А я что, мне все равно — пусть лезет через балкон, смешно даже, как она это делала в туфлях на каблуках. А с виду приличная. Приехала на дорогой машине. И вот что они все в нем находят?!
Я заметил, что женщина навеселе, что она закрывает собой проход по коридору, но говорит слишком громко для человека, который хочет скрыть присутствие постороннего. Значит, в комнатах — бардак: недопитая бутылка и высохший на тарелках завтрак.
— Что вы можете сказать по поводу утреннего происшествия? — спросил я.
— По поводу утреннего?.. Это вы про Кольку со второго этажа? Я уже все сказала и подписалась. Ничего особенного не видела. Услышала, как он кричит где-то рядом; думала, высунулся в окно. Вышла на балкон, а он болтается на соседнем и стишки читает. Я и ушла. Он всегда был со странностями. А потом, когда милиция приехала, я с гражданской… С гражданской ответственнос-с-ст… Я подошла к этому делу с пониманием и разрешила сержанту пролезть через мой балкон и даже дала веревку безвозмес-с-ст… А потом…
— Достаточно, — перебил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95