То есть, не просто ни разу не был уличен в адюльтере, но даже не дал повода для ревности. Это было просто непостижимо, потому что Алекс был чрезвычайно хорош собой, обходителен, мил, остроумен, и очень нравился женщинам, к тому же имел постоянную потребность в сексе из-за того, что после страшной операции по удалению матки Елена была к постельным играм равнодушна…Но не это было самым ужасным. Самым ужасным было то, что Елена не могла иметь детей. Ей-то было уже все равно — давно смирилась — а каково Алексу? Жить с женщиной, не способной подарить ему наследника? Тем более, он очень любил детей, особенно маленьких девочек, как-то он ей даже признался, что всегда хотел иметь дочку, которую звали бы Ингрид. Ингрид Бергман, как его любимую актрису.Как оказалось, и это препятствие не смогло разбить их семейную лодку. Алекс быстро смирился со своей бездетностью и вместо дочки Ингрид завел собаку Дулю. Ко всему прочему, в середине девяностых Елена занялась бизнесом, стала хорошо зарабатывать, и у Алекса появилась возможность ежесезонно обновлять гардероб, коллекционировать сигары, книги, запонки, играть в гольф, путешествовать, встречаться с интересными людьми. Короче говоря, он был катастрофически занят, а при такой занятости о детях и думать некогда.А тут еще Елена занялась политикой, и Алекс из мужа обычной богатой женщины, стал супругом известной личности. Его фотографировали вместе с женой, брали у него интервью, приглашали на телевидение. Он стал так же популярен, как и его супруга, потому что он был умен, красив, остроумен, а самое главное, благороден, ведь не каждый мужчина останется рядом с женщиной, не способной иметь детей…Пока Елена размышляла об этом, Алекс подошел к зеркалу, пригладил свои и без того безупречные волосы ладонью, одернул пиджак, поправил галстук. Он всегда тщательно следил за собой, а в последнее время стал особенно придирчив к внешнему виду: во-первых, в эго возрасте нельзя позволять себе распускаться, а во вторых, его в любой момент могут сфотографировать.— Алекс, тебе пора подкрасить волосы, — спокойно сказала Лена, подходя вплотную к мужу. — На висках уже видна седина.— Да, я заметил, завтра же иду к парикмахеру, — так же спокойно ответил он. Алекс не считал зазорным подкрашивать волосы, делать пиллинг, массаж, педикюр, он даже подумывал о вживлении в лицо золотых нитей, но об этом он пока супруге не говорил. — Кстати, не желаешь, чтобы я записал к нему и тебя?— Нет, спасибо, меня устраивает моя парикмахерша.— Ну как знаешь, как знаешь… Только мой брадобрей Жоржик мигом бы уговорил тебя на колорирование… — Его глаза озорно сверкнули. — В экстремально красный… Стала бы клевой чувихой, за такую бы даже панки проголосовали…— Только этого мне не хватало! — Елена, шутя, подтолкнула мужа к двери. — Иди уже в своей маникюрше, мне работать надо.— Слушаюсь и повинуюсь, — Алекс дурашливо поклонился и, пятясь, покинул комнату.Когда за ним закрылась дверь, Елена, все еще улыбаясь, прошла к окну. Встала у форточки, подставила лицо колючему зимнему ветру, собрала пальцем снежинки, упавшие на раму, и слизнула их. Дурацкая привычка есть снег осталась с детства (ох, как ругала ее за это мама), и до сих пор госпожа Бергман не могла до конца от нее избавиться. Нет, нет, да пожует белые ледышки, и теперь ее за это ругает муж…Лена высунула руку в форточку, подставив ладонь под медленно падающие снежинки… Вдруг в груди что-то кольнуло. Да так больно, что перехватило дыхание. Елена испуганно схватилась за сердце — неужели инфаркт? Все может быть, тем более, она так много работала в последнее время… Но только она подумала об этом, как боль прошла. Бесследно. Не осталось даже покалывания, лишь легкое томление и какое-то беспокойство. Значит, не инфаркт. Тогда что?Ответ пришел тут же. Вместе с телефонным звонком. Стоило только ее аппарату затрезвонить, как она поняла: ей не обязательно брать трубку, чтобы узнать, что именно ей хотят сообщить. Она уже знала. Чувствовала. Предвидела.Елена глянула на разрывающийся телефон и прошептала:— Старуха умерла! Анна Аня сидела в маленькой кухоньке, прижавшись спиной к дребезжащему боку холодильника «Днепр», и ничего невидящим взглядом смотрела в стену. Перед ней на облезлом кухонном столике стоял стакан с водой и пузырек валерьянки. Сумка с уже ненужными продуктами (любимой бабусиной сгущенкой, колбасой, маслом, рисом) валялась поодаль. Аня понимала, что надо бы поднять, но ей совершенно не хотелось двигаться. На нее навалилась какая-то страшная усталость. Врач сказал, что это последствие шока и что скоро оно пройдет, но пока что-то не проходило…В принципе, Анну уже допросили и отпустили на все четыре стороны, чтобы не мешала работать следственной бригаде, но вместо того, чтобы унести ноги из этой ужасной квартиры, она потихоньку пробралась в кухню (для этого пришлось перешагнуть через ноги мертвой бабуси), забилась там за холодильник и замерла. Умысла в ее действиях не было никакого: они не собиралась подслушивать или подглядывать, ей просто хотелось посидеть в своем любимом закуточке, ведь именно на этом табурете, прислонившись спиной к холодильнику, она обычно сидела, когда они с бабусей пили чай… Или когда бабка Лина читала вслух свою любимую книгу «Ярмарка тщеславия»… Или просто расспрашивала Аню о жизни — о своей она никогда не рассказывала…Кухня была излюбленным местом их посиделок…Анна шмыгнула носом и хотела уже, было, разрыдаться, как на пороге кухни показались два человека. Она узнала их, это были два милиционера, что приехали на ее вызов, одного, русоволосого здоровяка, насколько она помнила, звали Владимиром, а второго, маленького, чернявого, жутко злющего на вид, Стасом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13