— удивилась Жюльетта. — Он уже знает, что я к нему приезжала? Ловко! У него отменная полиция.— Дорогое дитя… — отеческим тоном начал Табаре.— А, знаю, сударь, сейчас вы начнёте меня бранить. Вас об этом попросил Ноэль. Он запретил мне его навещать, но я не удержалась. Это же тоска иметь такого любовника: не человек, а ребус, ничего о нем не известно, какая-то головоломка в чёрном фраке и белом галстуке, мрачное, загадочное создание.— Вы поступили опрометчиво.— Почему? Потому, что он женится? Зачем же он не скажет об этом прямо?— А если это не так?— Это так. Так он сказал старому мерзавцу Клержо, а тот передал мне. В любом случае он что-то затеял: вот уже месяц, как он сам не свой, — я его просто не узнаю.Прежде всего папаше Табаре хотелось выяснить, не обеспечил ли себе Ноэль алиби на тот вторник, когда произошло преступление. По его мнению, это был главный вопрос. Если да — Ноэль, несомненно, преступник. Если нет — вполне возможно, он ни в чем не замешан. На этот счёт мадам Жюльетта могла, как ему казалось, дать исчерпывающий ответ.Поэтому он заранее приготовился и расставил свои немудрёные силки.Развязность молодой женщины несколько сбивала его с толку, однако он продолжал, надеясь на счастливый поворот беседы:— А вы бы стали мешать женитьбе Ноэля?— Его женитьбе! — воскликнула Жюльетта, прыснув со смеху. — Ах, он бедняжка! Если я единственное препятствие, то дело его в шляпе. Пускай себе женится, я больше слышать о нем не хочу.— Так вы его не любите? — спросил сыщик, несколько удивлённый её дружелюбной откровенностью.— Послушайте, сударь, я очень его любила, но всему на свете приходит конец. Последние четыре года я веду невыносимую жизнь. Это я-то, любительница повеселиться! Если Ноэль меня не оставит, я сама дам ему отставку. У меня уже сил нет, поверьте, сознавать, что мой любовник стыдится меня и презирает.— Непохоже, красавица моя, чтобы он вас презирал, — возразил папаша Табаре, обводя гостиную многозначительным взглядом.— Вы хотите сказать, — отвечала она, поднявшись с кушетки, — что он много на меня тратит. Это правда. Он утверждает, что разорился ради меня; возможно, так оно и есть. Но какое мне дело? Я не вымогательница, так и знайте. По мне, лучше бы он меньше тратил на меня, но больше со мной считался. Все мои сумасбродства — от злости да от безделья. Господин Жерди обращается со мной, как с девкой, я и веду себя, как девка. Мы квиты.— Вы сами знаете, он вас обожает.— Он-то? Говорю вам, он меня стыдится. Вы первый из его друзей, с которым я разговариваю. Спросите у него, выезжал ли он куда-нибудь со мной! Можно подумать, моё общество для него унизительно. Да вот хотя бы в прошлый вторник мы с ним отправились в театр. Он взял целую ложу. Вы полагаете, он сидел там со мной? Как бы не так. Голубок изволил упорхнуть, и больше я его в тот вечер не видела.— Как! И вам пришлось возвращаться домой в одиночестве?— Нет. Около полуночи, к концу спектакля, голубок пожаловал обратно. Мы собирались поехать на маскарад в Оперу и там поужинать. Да, это было забавно! На балу голубок не решился ни откинуть капюшон, ни снять маску. А за ужином мне пришлось делать вид, что мы едва знакомы: там, видите ли, были его друзья.Вот вам и алиби, заготовленное на всякий случай.Запальчивость мешала Жюльетте заметить состояние папаши Табаре, иначе она бы наверняка прикусила язык. Сыщик побледнел, он дрожал как лист.— Подумаешь, — с нечеловеческим усилием проговорил он, — неужели такая малость испортила вам веселье за ужином?— Веселье! — передёрнув плечами, повторила молодая женщина. — Плохо вы знаете своего друга! Если когда-нибудь пригласите его на обед, не позволяйте ему пить. От вина он становится весел, как похороны по третьему разряду. После второй бутылки он был пьян в стельку, так пьян, что потерял все свои вещи: пальто, зонт, портмоне, мундштук…Дальше папаша Табаре не в силах был слушать; он вскочил и замахал руками как сумасшедший.— Негодяй! — возопил он. — Подлец! Мерзавец! Это он! Но теперь он попался!И сыщик бросился прочь, оставив Жюльетту в таком смятении, что ей пришлось позвать служанку.— Ах, милая, — сказала она, — я только что сделала большую глупость. Боюсь, как бы не вышло беды. Я просто уверена, что накликала несчастье, я это чувствую, знаю. Этот старый шут никакой не друг Ноэлю, он приходил что-то разнюхать, вытянуть из меня какие-то сведения, и это ему удалось. Сама того не заметив, я навредила Ноэлю. Что я могла такого сказать? Ума не приложу. Но как бы то ни было, надо его предупредить. Черкну ему записку, а ты найди посыльного.А папаша Табаре, вскочив в коляску, во весь дух помчал в префектуру. Убийца — Ноэль! Ярость его не знала границ, как некогда дружба и доверие.Итак, подлый и бесчестный негодяй жестоко посмеялся над ним, обвёл его вокруг пальца! Сыщик жаждал мести, любое наказание за такое злодейство казалось ему слишком лёгким.«Мало того, что он убил Клодину Леруж, — рассуждал сыщик, — он ещё и подстроил все так, чтобы обвинили и осудили невинного. А кто, как не он, убил свою бедную мать?»Папаша Табаре сожалел, что отменены пытки, что в наши дни нет средневековых палачей, упразднены четвертование, дыба, колесо.Гильотина срабатывает так быстро, что осуждённый едва успевает почувствовать холодок железа, перерезающего мышцы шеи; щёлк — и голова слетает с плеч.Желая облегчить смертную казнь, её превратили в насмешку, попросту обессмыслили.Папашу Табаре поддерживала лишь уверенность, что он сумеет спутать Ноэлю все карты, предать его в руки правосудия и отомстить.— Ясно, — бормотал он, — что негодяй забыл свои вещи в поезде, спеша к любовнице, которая осталась в театре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119