— Отчего?Он встал, прошёлся по кабинету и, вновь усевшись рядом со стариком, проговорил:— Оттого, господин Табаре, что она мне не мать.Для старого сыщика эта фраза прозвучала как гром среди ясного неба. Он был потрясён.— Что вы! — произнёс папаша Табаре тоном, каким отвергают непозволительное предложение. — Что вы! Подумайте, что вы говорите, дитя моё. Возможно ли, вероятно ли это?— Да, это невероятно, — ответил Ноэль с некоторой напыщенностью, — в это невозможно поверить, и тем не менее это так. Тридцать три года, с самого моего рождения, эта женщина играет поразительную, постыдную комедию ради блага сына — а у неё есть сын — и в ущерб мне.— Друг мой… — начал папаша Табаре, перед которым замаячил призрак вдовы Леруж.Но Ноэль не слушал и, казалось, утратил способность что-либо понимать. Этот молодой человек, столь хладнокровный, сдержанный и скрытный, не прятал более своего гнева. Слова, которые срывались с его губ, подгоняли его, как подгоняет добрую лошадь звон бубенчиков на её сбруе.— Ни один человек на свете, — продолжал он, — не ошибался столь жестоко, как я, и не был столь гнусно одурачен! Я так любил эту женщину, так изощрялся, чтобы выразить ей свою привязанность, я принёс ей в жертву свою молодость. Как она, должно быть, смеялась надо мной! Её гнусное преступление началось в тот день, когда она впервые взяла меня на руки. И все эти годы она играла свою отвратительную роль, не выходя из неё ни на минуту. Её любовь ко мне была лицемерием, преданность — притворством, ласки — ложью! А я обожал её! Почему я не могу взять назад всю нежность, которой отвечал на её поцелуи? Сколько героических усилий, сколько хлопот употребила она на обман, на двоедушие! А цель её была — побеззастенчивей предать меня, обобрать, ограбить, чтобы её внебрачный сын получил все, что принадлежало мне: благородное имя, огромное состояние…«Дело идёт к развязке», — подумал папаша Табаре, в котором проснулся сотрудник Жевроля. Вслух же он произнёс:— Все это весьма серьёзно, дорогой Ноэль, чрезвычайно серьёзно. Приходится допустить, что госпоже Жерди присущи дерзость и предприимчивость, какие редко бывают свойственны женской натуре. Поэтому у меня возникает предположение, что ей кто-то советовал, помогал, кто-то её, быть может, склонял на это. Кто её соучастники? Ведь не могла же она действовать в одиночку! Возможно, её муж…— Её муж! — прервал адвокат с горьким смешком. — Вы тоже попались на удочку со вдовством. Никакого мужа никогда не было, блаженной памяти господина Жерди не существовало в природе. Я незаконнорождённый, дорогой господин Табаре: Ноэль, сын девицы Жерди и неизвестного отца.— Господи! — воскликнул старик. — Так, значит, поэтому четыре года назад расстроился ваш брак с мадемуазель Левернуа?— Да, мой друг, именно поэтому. Как я страдал, что не могу жениться на девушке, которую любил! Однако тогда я не досадовал на ту, что называла себя моей матерью. Она плакала, винилась, сокрушалась, а я, простодушный, утешал её, как мог, осушал ей слезы, оправдывал её в её собственных глазах. Нет, мужа у неё не было… Разве у таких женщин, как она, бывают мужья? Она была любовницей моего отца; пресытившись, он её бросил, швырнув триста тысяч франков — плату за доставленные ему удовольствия.Ноэль, наверное, ещё долго продолжал бы свои неистовые обличения, не останови его папаша Табаре. Старик чувствовал: история эта точь-в-точь похожа на ту, что он сам недавно вообразил, и, весь во власти суетного нетерпения, жаждал узнать, правильно ли он угадал, а между тем прежде всего надо было подумать о несчастном Ноэле.— Дитя моё, — сказал он, — не будем отдаляться от предмета нашего разговора. Вы спрашивали у меня, что делать. Быть может, я единственный, кто способен дать вам действительно добрый совет. Ближе к делу. Как вы узнали об этом? Есть ли у вас доказательства и где они?Решительный тон старика должен был бы насторожить Ноэля, но тот не обратил на это никакого внимания. Времени остановиться и поразмыслить у него не было. Он поспешил ответить:— Я знаю об этом уже три недели. Открытие это я сделал случайно. У меня есть серьёзные косвенные улики, но косвенные улики ничего не решают. Одно слово вдовы Леруж, одно только её слово сделало бы их неопровержимыми. Её убили, и она не сможет повторить это слово, но мне она его сказала. Я знаю, теперь госпожа Жерди будет все отрицать, даже стоя на эшафоте. Отец, разумеется, будет свидетельствовать против меня… Я уверен в своей правоте, у меня есть доказательства, однако это преступление обесценивает мою уверенность и разбивает во прах все мои доказательства.— Расскажите-ка мне лучше все по порядку, — после минутного раздумья произнёс папаша Табаре, — понимаете, все. Старики могут дать порой хороший совет. Посмотрим.— Три недели назад, — начал Ноэль, — мне понадобились кое-какие старые документы, и я открыл секретер госпожи Жерди. Задев нечаянно полку, я рассыпал бумаги, среди которых оказалась связка писем. Не знаю, что побудило меня развязать её, но, снедаемый необоримым любопытством, я прочёл первое попавшееся письмо.— И напрасно, — неодобрительно отозвался папаша Табаре.— Согласен, но как бы то ни было, я его прочёл. Первых десяти строчек оказалось достаточно, чтобы я понял: это письма моего отца, имя которого госпожа Жерди, несмотря на все мои увещевания, скрывала от меня. Вы должны понять, что я почувствовал. Я забрал связку, заперся в кабинете и прочёл всю переписку от начала до конца.— И вы жестоко наказаны за это, моё бедное дитя!— Это верно, но кто бы смог устоять? Письма эти разбили мне сердце, но в них я нашёл доказательства того, о чем только что рассказал вам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119