Ваш долг, так же как наш, состоит в том, чтобы исправить её.— Таково и моё намерение, сударь. Да что я говорю! Моё пламенное желание!— Я могу быть уверен, что вы поняли меня? — настаивал г-н Дабюрон.— Да, сударь, — отвечал старик, — да, я вас понял.— Для вас послужит утешением, — добавил следователь, — узнать, что господин Ноэль Жерди во всех отношениях достоин высокого положения, которое вы ему возвратите. Быть может, вы признаете, что его характер закалился куда сильнее, чем если бы он воспитывался при вас. Нужда — самый искусный учитель. Это человек весьма одарённый, притом один из самых порядочных и благородных. У вас будет сын, достойный своих предков. И в конце концов, виконт Альбер — не Коммарен, так что никто из членов вашей семьи не покрыл себя бесчестьем.— Не правда ли? — оживился граф и добавил: — Настоящий Коммарен не остался бы в живых ни часу: бесчестье смывается кровью.Услышав рассуждение старого аристократа, следователь погрузился в глубокое раздумье.— Значит, вы, сударь, не сомневаетесь, — спросил он, — в том, что виконт виновен?Г-н де Коммарен устремил на следователя взгляд, в котором читалось удивление.— Я только вчера вечером вернулся в Париж, — отвечал он, — и не знаю, что произошло. Знаю только, что человеку, занимающему столь высокое положение, как Альбер, не предъявляют необоснованных обвинений. Уж если вы его арестовали, значит, вы располагаете не только подозрениями, но и неопровержимыми уликами.Г-н Дабюрон прикусил язык, не в силах скрыть досаду. Осторожность изменила ему, он чересчур поспешил. Уповая на то, что мысли графа находятся в полном смятении, он чуть было не пробудил в нем недоверие. Подобного промаха подчас не исправить при всей хитрости и осторожности. Под конец допроса, в решающую минуту, он может свести на нет все усилия.Свидетель, который все время начеку, — не тот свидетель, на которого можно положиться: он боится себя скомпрометировать, оценивает важность вопросов и взвешивает каждое своё слово.С другой стороны, правосудие, равно как и полиция, имеет склонность во всем сомневаться, всех подозревать и строить любые предположения.В самом ли деле граф не имел никакого отношения к убийству в Ла-Жоншер? Ещё несколько дней назад он наверняка сделал бы все возможное, чтобы выручить Альбера, хотя и не был уверен, что тот — его сын. Как явствовало из его рассказа, он почитал это необходимым для спасения своей чести.Не из тех ли он людей, которые любой ценой устраняют нежелательных свидетелей? Об этом и размышлял г-н Дабюрон.Наконец, он не вполне понимал, каковы в этом деле истинные интересы графа, и эта неясность тоже его беспокоила. Все это вместе не на шутку удручало следователя, и оттого г-н Дабюрон испытывал недовольство собой.— Сударь, — спокойнее заговорил он, — когда вам стало известно, что ваша тайна раскрыта?— Вчера вечером мне сообщил об этом сам Альбер. Он поведал мне всю эту прискорбную историю с каким-то странным видом: я не понял, что у него на уме. Разве только…Граф осёкся, словно ошеломлённый неправдоподобностью предположения, которое готово было сорваться у него с языка.— Что разве только? — жадно переспросил следователь.— Сударь, — отозвался граф, уклоняясь от прямого ответа. — Не будь Альбер преступник, он был бы герой.— Значит, господин граф, — живо подхватил следователь, — у вас есть основания верить в его невиновность?В голосе г-на Дабюрона столь явственно слышалась досада, что г-н де Коммарен не мог не воспринять это как оскорбление. Он выпрямился, явно уязвлённый, и произнёс:— Я не являюсь свидетелем защиты, точно так же как не являюсь свидетелем обвинения. Я вижу свой долг в том, чтобы помочь восстановить истину, вот и все.«Ну вот, — подумал г-н Дабюрон, — теперь я ещё и обидел его. Сколько же ещё ошибок я наделаю!»— Факты таковы, — продолжал граф. — Вчера вечером Альбер рассказал мне об этих проклятых письмах; начал он с того, что расставил мне ловушку, потому что у него ещё были сомнения: к господину Жерди попали не все мои письма. Между мной и Альбером вспыхнул весьма жаркий спор. Он заявил мне, что решился уступить все права Ноэлю. Я, напротив, стоял на том, что необходимо во что бы то ни стало заключить полюбовное соглашение. Альбер посмел мне перечить. Как ни старался я склонить его на свою точку зрения, все было бесполезно. Напрасно я пытался играть на самых, как мне казалось, чувствительных струнах его сердца. Он твёрдо объявил, что откажется даже вопреки моей воле и удовлетворится теми скромными средствами существования, которые я соглашусь ему обеспечить. Я предпринял ещё одну попытку переубедить его, говоря, что этот шаг сделает невозможной женитьбу, которой он пылко желает вот уже два года, но он отвечал, что уверен в чувствах своей невесты мадемуазель д'Арланж.Для следователя это имя прозвучало, как пушечный выстрел.Он так и подскочил в кресле.Чувствуя, что краснеет, он схватил со стола первую попавшуюся папку и, чтобы скрыть смущение, поднёс её к самому лицу, словно пытаясь прочитать неразборчиво написанное слово.Теперь он начинал понимать, за какую задачу взялся. Он чувствовал, что волнуется, как ребёнок, что обычное спокойствие и проницательность изменили ему. Он сознавал, что способен совершить какой угодно промах. И зачем он ввязался в это расследование? Он хотел сохранить беспристрастие, но разве это зависит от его желания, разве это в его власти?Он был бы рад отложить беседу с графом, но это уже было невозможно. Опыт следователя подсказывал ему, что это обернётся новой ошибкой. Поэтому он продолжил тягостный разговор и задал вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119