Это его вполне устраивало.
Ему еще не было и тридцати, но в столице он занимал высокое положение. Он был хорош собой и умен и потому пользовался успехом в высшем обществе. Он был прекрасно образован и самолюбив и потому пользовался успехом у Мула. Его одинаково удовлетворяло и то и другое.
Сегодня впервые Мул удостоил его личной аудиенции.
Ноги легко несли его по длинной сверкающей нитке дороги, ведущей к дворцу, украшенному башнями из губчатого алюминия, – бывшей резиденции вице-короля Калгана, – который позднее стал резиденцией независимых князей Калгана, которые управляли государством сами по себе, и который теперь стал резиденцией Первого Гражданина Союза, который сам по себе правил в своей собственной Империи…
Ченнис шел, тихо мурлыкая мотивчик собственного сочинения. У него не было ни малейших сомнений, о чем пойдет речь. Конечно же, о Второй Академии! Об этом призраке, который заставил Мула прекратить свою политику безудержной экспансии и держал его в постоянном напряжении. Официально это называлось «консолидацией».
Сейчас Калган был переполнен слухами. Слухи – не экспансия, их во все времена остановить нельзя. Одни говорили, что Мул якобы нашел, где находится Вторая Академия, и собирается на нее напасть. Другие – что Мул сговорился со Второй Академией и они вместе собираются учинить передел Галактики. Третьи – что Мул наконец убедился в том, что Вторая Академия вообще не существует, и скоро сам завоюет всю Галактику.
Бесполезно перечислять все, о чем говорили в гостиных. Тем более что это была уже не первая полоса слухов. Однако теперь создавалось впечатление, что за разговорами действительно что-то стоит, и это страшно будоражило людей с развитой фантазией, которых хлебом не корми, а дай пожить во времена войн, сражений и политического хаоса; когда же тишь да гладь – они скучают и чахнут.
Бейл Ченнис был как раз из таких. Он не боялся таинственной Второй Академии. Именно поэтому он не боялся Мула, открыто этим бравируя. Возможно, некоторые, которым не слишком нравился этот человек, такой молодой и одновременно такой преуспевающий, злорадно поджидали, когда же этот дамский любимец поплатится за то, что позволяет себе во всеуслышание потешаться над внешностью Мула и его подозрительно уединенным образом жизни. Никто не осмеливался присоединяться к его саркастическим высказываниям, мало кто смеялся над его шутками, но, поскольку с ним, как бы то ни было, ничего не происходило, репутация его, естественно, росла.
Ченнис шел вперед, сочиняя слова на импровизированный мотивчик. Слова были самые что ни на есть дурацкие и сопровождались припевом: «Академия Вторая всю Галактику пугает, нам спокойно спать мешает».
Он подошел ко дворцу.
Огромная входная дверь мягко отъехала в сторону, и он ступил на широкий пандус. Бесшумный лифт быстро поднял его наверх. Он остановился перед небольшой, непримечательной на вид дверью личных покоев Мула, расположенных на самом верху самой высокой башни дворца.
Дверь открылась…

Человек, у которого не было другого имени, кроме клички «Мул», не было другого титула, кроме как «Первый Гражданин Союза», смотрел на видневшийся на горизонте город сквозь странное окно – он видел все как на ладони, а с внешней стороны была глухая стена.
В сгущающихся сумерках на небе загорались первые звезды. Все они без исключения принадлежали ему.
Он горько усмехнулся. Они принадлежали тому, кого мало кто видел собственными глазами.
Он, Мул, был человеком, на которого нельзя было взглянуть без жалости и сострадания. Его исключительно скромный вес – сто двадцать фунтов – до смешного не соответствовал росту – пять футов и восемь дюймов.
Из тщедушного туловища, как скрюченные длинные стебли, росли руки и ноги. Длинное худое лицо почти терялось на фоне торчавшего на три дюйма, крючковатого, похожего на клюв хищной птицы носа.
Пожалуй, только глаза не соответствовали общему карикатурному облику того, кого называли Мулом. В этих глазах – странно мягких для величайшего покорителя Галактики – никогда не исчезала странная грусть.
В городе царило оживление, какое и должно царить в роскошной столице роскошного мира. Он мог основать столицу в Академии, на территории самого сильного из поверженных врагов, но это было далеко, на самом краю Галактической спирали. Калган, расположенный ближе к центру, имевший стойкую славу аристократического курорта, более устраивал его – со стратегической точки зрения.
Но типичная для столицы бурная жизнь, подкрепленная невиданным доселе процветанием, его вовсе не радовала и как бы совсем не касалась.
Его боялись, ему подчинялись, его, наверное, даже уважали – на расстоянии. Но кто бы взглянул на него без сожаления и усмешки? Только те, кто был «обработан». Но что толку было в их искусственной верности? Ему недоставало искренности. Он мог бы наделить себя кучей титулов, разработать неимоверно изощренные ритуалы поклонения своей персоне, но это бы ничего не изменило. Лучше – или, по крайней мере, не хуже – было оставаться «Первым Гражданином» и скрываться от посторонних взглядов.
Внутри у него шевельнулось нечто вроде протеста – сильное, грубое чувство. Никто в Галактике не смел отрицать его существования! Пять лет он хранил молчание, похоронив себя здесь, в Калгане, – и все из-за этого вечного, туманного, притаившегося в неведомых глубинах пространства призрака, этой постоянной угрозы – невидимой, неслышимой, неизвестной Второй Академии. Ему было тридцать два. Совсем немного, – но чувствовал он себя стариком. Тело его, несмотря на колоссальную психическую энергетику мутанта, было слабым, болезненным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12