Ночь была очень нежная. Спала жара, легко дышалось. Я с наслаждением ел и с наслаждением вдыхал этот воздух одной из последних ночей лета.Закончив есть, я чуть было здесь же и не заснул. Не знаю, как долго дремал я в шезлонге. Часы в холле пробили время, но удары я не посчитал.Вдруг послышался какой-то скрип. Я вздрогнул. Сначала я подумал, что это обычный скрип, которыми полнится ночной дом. Но вскоре скрип повторился.Я насторожился.Снова скрип. Он доносился с лестницы. Скрипели деревянные ступеньки.Я встал, снял сандалии и, босой, прокрался в холл.Я не ошибся: скрипели ступеньки лестницы. Я взял в правую руку медный подсвечник, а левой нащупал включатель.Вспыхнул свет. Я прижмурил глаза — подсвечник выпал из моей руки.На лестнице стояла… Ева. Прекрасно стояла на ногах. И была одета в белое, расстегивающееся спереди платье, а голова была обвязана платком.Мне стало еще страшнее, чем в тот момент, когда я увидел на насыпи погибшую Элен… Я даже глаза закрыл.А когда открыл их, Евы на лестнице уже не было. Я слышал, как она хлопнула дверью своей комнаты. Я взбежал вверх по лестнице. Она закрыла дверь на задвижку, но сейчас передо мной не могли устоять никакие задвижки и двери. Ударом плеча я открыл дверь.Ева укрылась в своей коляске, словно она могла защитить ее, делала ее недосягаемой.Сердце мое бешено стучало. Я сжал грудь обеими руками.— Так, значит, это ты была, шлюха! Я был разъярен.— Так, значит, это была ты! — повторял и повторял я.Слова, которые я произносил, были одни и те же, а вот мыслей в голове было множество. Я думал о том, что эта стерва надувала всех долгие годы… Довела до умопомрачения родную сестру… Обдурила меня… Я женился на потаскухе с каким-то чудовищным душевным изъяном!Я растерянно смотрел на нее и вновь видел ее в автомобиле, у берега моря…Как же я не распознал ее груди, ее рот, ее блядский запах!А скажи кому-нибудь, что она вот уже много дней была моей женой и я даже не тронул ее… Ту, которую, подобно солдафону, покрыл на сиденье ее автомобиля…Она съежилась под моим ненавидящим взглядом и стала казаться мне совершенно маленькой.— Так, значит, это была ты! — словно заведенный, бросал я ей в лицо.Я шагнул к ней. Она с обычной своей легкостью повернула коляску, чтобы помешать мне прижать ее к стене. Теперь она уже сидела спиной к раскрытой двери. Еще одно движение — и она окажется в коридоре.От ярости я задыхался. Сжал и зубы и кулаки — те стали будто свинцовые — Как давно ты разыгрываешь эту комедию, сволочь?Я ударил ногой по коляске, и она выкатилась в коридор метра на два от двери. Ева быстро остановила ее.— Отвечай!Вдруг она немного расслабилась.— С самого начала, — ответила она.— Не правда!— Правда!— Объясняй!— В тринадцать лет я заболела… Сильная ангина и суставной ревматизм… Доктор говорил отцу, что он боится приступа полиомиелита… Он увидел его симптомы… Я услышала их разговор…— И ты начала симулировать?— Сам видишь…— Семь лет! Как ты смогла!— Потому что очень хотела.С ума можно было сойти от такого аргумента!— Потому что я могу все, что я хочу, Вик… Ты ведь знаешь это.— Да, знаю… Но зачем ты это делала?!— Отец больше любил Элен. Он не мог простить мне бегства матери, ты понимаешь?— И ты захотела любой ценой обратить на себя его внимание?— Да. И могу сказать тебе, что мне это удалось!— Просто прекрасно удалось, голубка… Прекрасно! Ты величайшая комедиантка всех времен.— Не преувеличивай, Вик.— Так в ту ночь ты отправилась на поиски «любви»?— Ну и что из этого? — она обожгла меня взглядом. — А разве нам было плохо тогда, Вик? Вспомни… Поэтому я и захотела, чтобы ты здесь остался. Ты потрясающий любовник!.. Я втрескалась в тебя с первого взгляда…— Как сука… Как грязная взбешенная сука!— Ну да, Вик… Я ведь нуждаюсь в любви… Разве это удивительно в моем возрасте?— Нуждаешься в любви с первым встречным?— О нет! — Она даже помахала мне пальцем. — Докажи мне это. Я умею выбирать. Это совсем потрясло меня.— У тебя еще хватает наглости насмехаться надо мной сейчас!— Я не насмехаюсь. Я объясняю… Не могла же я все время быть неподвижной! Мне надо было как-то размяться!— Но если ты говоришь, что любишь меня, зачем же тогда продолжаешь эти ночные эскапады?— Они так опьяняют меня!— Но, Ева, ты действительно душевнобольная.— Что ты имеешь в виду? Я думал, и она закричала:— Ну отвечай же!— Тебе никогда не хотелось перестать притворяться калекой? Сделать вид, что болезнь прошла.Ее смех взбесил меня.— Разве лишь иногда, немного, — ответила она, — когда я засматривалась на тебя… Но ты не можешь вообразить, как хорошо мне в этой коляске!.. Жизнь не доходит до меня… Это я в ней — над жизнью!.. Катаюсь по ней, как вот по этому ковру, что у меня под ногами!.. Иногда ночью, когда мне очень хочется, я хожу… Это утомительно… Как вы можете истязать себя, передвигаясь на этих двух лапах?!Нет, действительно, от ее доводов можно было с ума сойти!— Ты когда научилась водить машину?В десять лет. Меня сестра научила, ради забавы.— И ты никогда никому не попалась?— Я была удачлива, Виктор… Ты первый… Только не говори об этом никому! А, впрочем, если и расскажешь, то тебе никто не поверит. — Она усмехнулась. — Когда я думаю, что эта идиотка Элен так вымучивалась, чтобы представить меня симулянткой…Говорить такое о покойнице-сестре, которая столько для тебя сделала!..— Я запрещаю тебе говорить о ней! — взбешенный, перебил я ее. — Ты грязная гадюка! Она вдруг посерьезнела.— Может быть, я и гадюка, — отчеканила она, — но ты тогда — яд!— Я?!— Это ты с твоим вкрадчивым взглядом и мордой самца убил Элен!— Повтори!Она сложила руки трубочкой перед ртом и изо всех сил прорычала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28