Он знаком приказывает мне замолчать и продолжает напряженно вслушиваться. Наконец, когда эта «азбука Морзе» заключенных заканчивается, он украдкой вытирает лоб, будто он у него покрыт испариной.— Они дают знать, что во дворе появилась мамаша гильотина...Мы давно об этом догадываемся, но подтверждение наших предположений угнетает нас еще больше.— Значит, поставили все-таки?— Да, поставили. И наши собратья ее видят!Мы одновременно представили себе две деревянных руки, воздетые к небу в уже редких гаснущих звездах.— Плохи наши дела, верно?— Хуже некуда...— Если ее уже соорудили, они не замедлят появиться, да?— Да...— Интересно, что они сейчас делают?Феррари вздыхает.— Поди узнай... Оформляют бумаги... Или судейские запаздывают, я же говорил тебе... Бедные дядечки, их вытащили из теплых постелей поглазеть на нас... Представляю, как недовольны их жены!..Я не отвечаю, жду... Но звуки, которые доносятся до меня, либо знакомы мне, либо непонятны...— Первыми войдут охранники? — спрашиваю я, возвращаясь к своему ужасному видению...— Пес их знает!— Они будут разуваться?— Ты с ума сошел! Зачем?— Я видел в кино.— Режиссер выжимал слезу у публики... А в жизни все проще! — Он передергивает плечами. — Да и зачем вся эта ерунда? Мужчины умеют умирать...— К сожалению, они не очень умеют жить...— Ты уже говорил!Он встает и подсаживается ко мне, настолько близко, насколько позволяет цепь.— Ты недавно спрашивал, не сожалею ли я о прожитой жизни... А ты, парень? Сам-то о ней сожалеешь?— Я сожалею не о том, что теряю ее, а о том, что прошла она у меня именно так... * * * Это был самый долгий день во всей этой истории. Я все время задавался вопросом, уступит ли Глория или будет продолжать упорствовать. Вечером мы поехали в театр, поскольку получили приглашение на генеральную репетицию, и не было никаких оснований отказываться от него. Пьеса оказалась хорошей и поставлена неплохо, хотя, на мой взгляд, и грешила некоторым многословием. Но я получил определенное удовольствие. Глория же не обращала никакого внимания на то, что происходило на сцене. Она была погружена в свои мысли... Она бросала взгляды вокруг себя и во время антракта; когда раздался звонок, возвещавший о начале третьего акта, я заметил Нормана. Он торчал у стойки бара. Костюм цвета морской волны, белая рубашка и голубая бабочка. Воистину, красавец. Я перехватил его взгляд, направленный на меня, и понял, насколько этот парень меня ненавидит. Ненавидит просто потому, что я муж своей жены. Я напустил на себя вид равнодушный и рассеянный, стараясь не смотреть в его сторону. Затем я увидел его на выходе. Он пожирал Глорию глазами... Неужели они настолько влюблены друг в друга, что договаривались о подобных свиданиях, во время которых не могли обменяться даже словом, и лишь пылкие взгляды свидетельствовали об их чувствах? Да, они любили друг друга, и любовь их была для меня словно удавка на шее!На обратном пути мы не проронили ни слова и никуда не поехали ужинать, хотя обычно заворачивали в какой-нибудь ресторанчик. Страшное горе переполняло меня, и хотелось плакать...Назавтра, в урочный час, я появился в почтовом отделении на улице Дюфур. Служащая подмигнула мне. Должно быть, я вызвал у нее симпатию, и постепенно между нами устанавливалась то ли дружба, то ли сообщничество. Она достала из своего ящика странный пакет. Он был красного цвета с белым квадратом посередине, видимо, для адреса. Наверняка, какое-то нововведение, завезенное к нам из США. Взяв его в руки и убедившись, что он плоский, я понял, что, кроме письма, в нем ничего нет. Я вышел, держа конверт в руках. Признаться, дурной вкус Глории меня удивил. Вскрыв конверт, я нашел в нем листок бумаги с единственной строчкой: «Потерпите. Я собираю нужную сумму». Я задумался. Что-то здесь не так, что-то было во всем этом настораживающее. Странный конверт... дурацкий цвет... И почему она использовала такой большой конверт для записки из одной строчки?Я направился на работу. Проехал по набережной Сены и возле Дворца спорта остановился у бензоколонки. За мной притормозила машина. В ней сидели двое мужчин. Я и внимания не обратил на них. Когда мне заправили машину, я рассчитался, дав при этом крупную купюру. Служащий бензоколонки понес ее в кассу, чтобы разменять. В это время один из мужчин, подъехавших сзади, вышел и приблизился к дверце моей машины. Он был невысок, широк в плечах, с черной щетиной на щеках и с настойчивым взглядом. Вероятно, корсиканец. На лице у него играла гнусная улыбка.— Вы позволите присесть рядом с вами?— Но, месье!Не обращая внимания на мои возражения, он открыл дверцу и уселся рядом.— Мне нужно сказать вам пару слов по поручению мадам Блондуа...Он толкнул меня локтем и показал на служащего бензоколонки, неподвижно стоящего рядом с деньгами в руках.— Ваша сдача.Я машинально взял деньги.— Поезжайте, — приказал корсиканец, — и остановитесь где-нибудь в тихом месте, чтобы мы смогли спокойно побеседовать.Удивление мое рассеивалось, я начинал понимать, в чем дело. Прежде всего, откуда взялся этот тип? Конечно же, это идея Глории!.. Она решила припугнуть шантажиста и натравить на него «крутого» парня с площади или прилегающих к ней улиц. Расчет ее был верен и грозил разрушить весь мой замысел. Надо было что-то предпринимать! Теперь я прекрасно понимал назначение красного конверта. Вероятно, этот парень караулил возле почты. Они условились с Глорией о красном конверте, чтобы меня можно было легко узнать... Да, неплохо... В глубине души я гордился, что жена моя оказалась на высоте. Я улыбнулся, и сопровождающий меня брюнет заметил это.— А ты, парень, весельчак, а?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32