Его дружок ресторатор, робко сидящий на краешке стула, бросает на меня простодушный и восхищенный взгляд. Это рослый малый, который, судя по его низкому лбу, никогда не читал полного собрания сочинений Жюля Ромена. Но это не мешает ему быть славным парнем.
Представления.
Поочередные пожимания правой клешни. Фелиси наливает мне тоже чашку кофе, после чего Берюрье просит у меня разрешения почистить клыки, потому что, по его словам, не сумел сделать этого дома: бульканье воды могло разбудить мадам Берюрье.
Я провожаю его в ванную комнату. Он достает из кармана тюбик пасты и зубную щетку, которой хороший механик постыдился бы чистить шестеренки машины.
Толстяк развинчивает свой тюбик, нажимает на его бок и выдавливает немного желтоватой пасты на волоски щетки.
– Я и не знал, что ты чистишь зубы, – очень любезно говорю я.
Он кивает головой и, водя щеткой по зубам, пытается что-то сказать. Поверьте, данная операция не способствует его красноречию.
– Да, недавно начал, – отвечает он.
– Ну! Это огромный прогресс в твоей растительной жизни!
– В наше время, если не идешь в ногу со всеми, то выглядишь жутко устаревшим...
Он перестает водить щеткой и несколько раз прищелкивает языком.
– Странную пасту стали теперь делать... Тебе не кажется, что у нее необычный вкус?
– А чем пахнет твоя? Хлорофиллом?
– Не пойму.
Я беру его тюбик и тщательно осматриваю.
– По-моему, дружище, ты совершил маленькую ошибочку. Это майонез...
Он не теряет спокойствия.
– То-то, я смотрю, от нее хочется есть...
Тут Фелиси приходит нам сообщить, что ресторатор начинает терять терпение. Ему надо купить нечто более существенное, чем бычьи бубенцы, и если он не будет пошевеливаться, то останется ни с чем.
Я толкаю Толстяка, чтобы он поживее убирал свой майонез, и мы в темпе отваливаем.
Приятель Берю везет нас на «прерии», естественно, зеленого цвета. Идеальный транспорт для перевозки деталей крупного рогатого скота.
Он извиняется за то, что у его тачки паршивая коробка передач. Всякий раз, когда он переключает скорость, раздается такой скрежет, будто распиливают металлический мост.
Он резко дергает стартер, и, когда наконец его колымага трогается с места, мы «целуем» лобовое стекло.
Несмотря ни на что, мы все-таки приезжаем на рынок. На нем стоит неописуемый шум. Для «прерии» мы находим место на улице Куэнкампуа. Его заметили еще четырнадцать водителей, и нас награждают серией эпитетов, заставляющих меня усомниться в будущем человечества. Ресторатор (вообще-то его фамилия Гродю) уверяет через окошко, что с незапамятных времен справляет на своих сограждан большую нужду, а самое горячее его желание – увидеть их всех лежащими на солнышке с животами, разрезанными от лобка до подбородка.
После этого обмена приветственными речами мы идем в ближайшее кафе выпить первый на сегодня стаканчик мюскаде. Затем Гродю ведет нас к храму этого города съестных припасов, то есть собственно к рынку.
Он там всех знает, и его окликают на каждом шагу. Втянув в плечи свою полнокровную шею, он пробирается сквозь народ, увлекая за собой и нас.
Мы начинаем с самого главного, то есть с бойни. Мамочки! Какое зрелище! Мы едва вошли в дверь, а у меня уже начинается головокружение. Под ярким светом ламп на крюках висят тысячи коров: зарезанных, с содранными шкурами, разделанных... Сильный противный запах мяса перехватывает горло. Лакированные жиром ляжки напоминают старинную мебель. Гродю идет мелкими шажками по рядам, тыкая пальцем в выставленные туши.
Естественно, Берюрье, разбирающийся в мясе примерно также, как я в кибернетике, не может не вставить слово. Заметив половину быка ярко-желтого цвета, он трогает своего приятеля за руку.
– Хороша зверюга, а? – оценивает он животное. Гродю испепеляет его взглядом, полным бесконечного презрения.
– Ты чего, дурак?! – ворчит он. – Эта скотина сдохла от старости. Если я сделаю тебе из него бифштекс, ты назовешь меня убийцей!
– Тогда почему это продается? – замечает упрямый Берюрье.
– Надо же чем-то снабжать столовые. Ресторатор с сардоническим видом тычет пальцем в престарелое мясо.
– Попробовали бы вы его прожевать! Да лучше зажарить подошву, чем кусок этой скотины! Да этим жиром я свои калоши и то не стал бы натирать!
Униженный Берюрье насупливается.
– Верно, – признает он. – Я не заметил... Он бросается к другой туше.
– А вот эта просто конфетка! – уверяет он.
– Бедный жирдяйчик, – усмехается Гродю. – Да это же вторая половина того же самого быка.
Тут новый член «Прекрасной Утренней Галлии» замолкает. Чтобы придать себе солидности, он начинает ковыряться в носу, причем свои находки благоговейно прикрепляет к своему галстуку.
Лично мне еще хочется спать, а от стойкого запаха тухлятины, стоящего здесь, просто становится плохо.
Мы даем Гродю сделать покупки, после чего Берюрье спрашивает, где он может приобрести нужное ему.
– Минутку, – говорит ресторатор, – нам надо сходить в зал потрохов.
Он расплачивается за полбыка и отдает распоряжение своему рабочему, который должен отвезти его на машине. Затем ведет нас к потрохам!
Тут, ребята, начинается настоящий кошмар! Бойня – это еще цветочки. Чистое место, не очень воздействующее на ваше воображение.
Но зал с отходами бойни – совсем другое дело! Едва переступив порог, я чуть не валюсь в обморок – такая там вонища! Это просто прогулка по аду...
Столица зловония! Супермузей ужасов! Там стоят огромные корзины с рогатыми коровьими головами, показывающими вам язык с довольно любезным видом. В огромных цинковых баках выносятся причиндалы, которые должны обеспечить Берюрье чудесный улов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34