Он не отвечает «да», но ответ близок к этому.
– Месье Ван Борен только что выехал из отеля, – говорит он.
Мой желудок выворачивается, как старый зонтик от порыва ветра.
– Только что выехал?.. – бормочу я.
В глубине туши (как не преминул бы сострить Берюрье) я думаю, что у парня не совсем точное представление о времени. Для него, торчащего целый день за лакированной стойкой, все еще продолжается утро, почему он и сказал «только что», а это выражение заставило закачаться мои мозги.
– Да, несколько минут назад. Он позвонил мне час назад, сказал, что должен уехать и что пришлет человека оплатить счет и забрать чемоданы.
Все освещается, как комната в ту секунду, когда вы повернули выключатель.
Кто-то очень интересуется вещичками Ван Борена. Что они рассчитывают там найти? Брильянты? Вполне возможно.
– Как выглядел человек, пришедший за вещами?
Служащий кажется немного удивленным моими вопросами. Интерес, вдруг проявленный мной к экс-соседу, его смущает и даже тревожит.
Я хожу с крупной карты, от которой даже у лысых встают дыбом волосы: мельком показываю ему мое полицейское удостоверение и сую в руку сотню, которую уронил несколько минут назад.
– Расколитесь немного, приятель.
– По... по... – лепечет достойный труженик гостиничной нивы.
– Да, – подтверждаю я, – но не стоит из-за этого доводить себя до инсульта. – И в заключение добавляю: – Завтра вы прочтете в своей обычной газете, что месье Ван Борен был убит сегодня утром, после ухода из гостиницы.
– Это не... не...
– Увы, это так, бедный вы мой. Как говорит одна старая дама, которую я очень люблю: «Смерть – это тоже часть жизни!» – Я меняю тон. – Именно поэтому мне быстро нужны запрошенные сведения. Каким из себя был человек, пришедший забрать багаж?
Парень больше не колеблется.
– Высокий, в плаще.
– В круглой серой шляпе и со светлыми усами? – договариваю я.
– Ну да! Вы его знаете?
– Пока нет, но слышу о нем не впервые. Мне бы хотелось посмотреть номер, который занимал ваш несчастный клиент.
– Там сейчас делают...
– Не имеет значения.
Я поднимаюсь по лестнице и захожу в номер двадцать шесть.
Девица с тупым лицом в бледно-голубом халате водит щеткой пылесоса по коврику.
Она таращится так, как будто я один представляю целый военный парад.
Я ей улыбаюсь и советую не беспокоиться из-за меня, после чего иду к шкафу и вытаскиваю ящик, под которым приколота квитанция на отправленную коробку с засахаренными фруктами.
Мне бы следовало сказать «была приколота», потому что сейчас квитанции я там не нахожу.
– Вы не прикасались к этому ящику? – спрашиваю я. Она втягивает соплю, изящно свисающую из ноздри.
– Нет.
Я скребу котелок.
– Сюда приходил один месье, чтобы забрать вещи, лежавшие в этом номере, так?
– Да.
– Он был здесь один?
– Нет... Пришлая... – Он смотрел в ящике?
– Он смотрел повсюду.
Так я и думал. Вывод: парни, интересующиеся камушками, знают, что покойничек отправил новоиспеченной вдове посылочку... По тому, как Джеф спрятал квитанцию, они должны догадываться, что речь идет о важном отправлении!
Я улыбаюсь богине с пылесосом и отваливаю. Дежурный, должно быть, просветил своих коллег насчет моей должности, потому что на меня смотрят с почтением. Я обращаюсь к нему:
– Скажите, дорогой камамбер на колесиках, Ван Борен останавливался здесь регулярно?
– Нет, это первый раз.
– Вы его знали?
– Только по имени. Его дед...
– Был бургомистром, я знаю. Я немного размышляю.
– Вы видели раньше человека, пришедшего за вещами?
– Нет, никогда.
– Вы больше ничего не можете мне сказать о нем?
Он не сразу понимает, и это непонимание читается в близоруких глазах, как брехня на предвыборной афише. Я уточняю:
– У него были какие-нибудь особые приметы?
– О нет.
– В общем, он вам показался совершенно нормальным?
На этот раз он прекрасно понял вопрос.
– У него были странные глаза, – говорит он. – Очень светлые, без всякого выражения... Тревожащие глаза... А потом у него был акцент... Мне кажется, немецкий акцент.
Он разошелся и вошел во вкус.
– Браво, это очень интересно. Если вспомните другие детали, запишите их в блокнот. Ну, чао!
У входной двери грум канонического возраста стоит скрестив руки, изображая сцену расстрела маршала Нея. Он несгибаем, как протестантская догма, и безбород, как хлеб из крупчатки.
– Скажите... – спрашиваю я, почтительно приподняв шляпу, – сюда приезжал забрать багаж один мужчина: высокий, в плаще и круглой шляпе. Вы его заметили?
– Я его прекрасно помню, месье. Я сам грузил багаж в машину.
– У него была машина?
– Такси, месье.
– Такси...
Когда я погружаюсь в свои мысли, то эхом повторяю чужие слова. Это помогает мне соображать.
– Да, месье.
Мне в голову приходит одна идея, может, абсурдная, а может, и дельная. Я говорю себе, что Льеж – город довольно маленький и швейцар должен знать, по крайней мере в лицо, большинство таксистов.
– Вы, – спрашиваю, – случайно не знаете водителя такси?
Он улыбается.
– Это мой друг, – говорит он. – Кее Попенж. Я сдерживаю вздох, который, если бы я выпустил его, отбросил бы моего собеседника к стене.
– Хорошо... Очень хорошо.
Глава 7
У старого швейцара рот напоминает тот, что имеют вырезанные из дерева персонажи, призванные украшать камины личностей, у которых вкус к искусству развит сильнее мозгов. Не надо заканчивать Высшую политологическую школу, чтобы понять, что моя радость его несколько удивляет.
Поскольку я всегда щедр на чаевые, то сую ему в «чердак» крупную купюру.
– Мне нужен адрес вашего корешка-таксиста, – уверяю я.
– Он живет на улице Сент-Гюдель, – отвечает швейцар, – как раз над молочным магазином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32