Натюрлих, ему удается окунуть в эту необычную кропильницу два пальца. Босс поражает его в упор взглядом, содержащим такой заряд электрахчества, который ГЭС Донзер вырабатывает за год.
Берю противопоставляет ему ангельскую улыбочку и вытирает о галстук свои испачканные обрубки.
– Не могу вас более задерживать, – с нажимом говорит Старик, потирая гладкий, как задница, высокий череп. – Нельзя терять ни минуты, принимайте все необходимые меры.
– Разумеется, господин директор. Мы выходим.
На лестнице Толстый показывает мне свои в пятнах чернил сосиски.
– Тому, кто захотел бы снять мои цыганские отпечатки пальцев, не пришлось бы долго возиться, – острит он.
Глава III,
Что называется, заглянуть в досье
Я нахожу Матиаса в картотеке, где он режется в белот с незабвенным Пино. Почтенная Развалина как раз объявляет пятьдесят в твердой валюте, когда объявляюсь я.
– Ты кстати! – заявляет Пинюш, отрывая катышек швейцарского сыра от своих ободранных усов. – Сейчас будешь присутствовать при самом крупном поражении в истории белота.
Матиас невозмутимо предъявляет собесу четырех толстощеких валетов.
Главный инспектор с отвращением бросает бой на номер Пари-Матч, который служит им скатертью.
– Ну что ты скажешь, – вздыхает он, – не идет игра и все. Вообще, последнее время все у меня на букву "X".
И давай нам рассказывать, что у него атеросклероз, жена заболела артритом, сосед сверху купил пианино, а как раз сегодня утром в метро он потерял десятку.
При изложении всех этих мелких бедствий мы остаемся холодны, как мрамор, как об этом верно писала Венера из Мило, когда у нее еще были руки. Не то чтобы мы с Матиасом были поражены общим сердечным обезвоживанием, просто Пинюш принадлежит к той категории людей, которые не могут жить без бед. Они играют на несчастье так же виртуозно, как Энгр играл на скрипке. Именно когда у них все хорошо, испытываешь желание принести им соболезнования. Если же кто-то из них ломает ногу, так и подмывает сделать комплимент, а уж когда теряет близкого родственника, сдерживаешь ликование и желание поставить на проигрыватель диск с рок-подогревом.
Чтобы поддержать фасон, как говорил Карден, я вынимаю оба удостоверения, тиснутые из ридикюля малышки Пертюис, сиречь Боу. Раскладываю их перед карре вальтишек Матиаса; это мой собственный способ входить в игру.
– Ты знаешь эту барышню, дружок?
Надо вам сказать, что Матиас – живая картотека. Он превратил в специальность запоминание рож и кличек всех бывших и еще не родившихся преступников. Вы ему называете имя любого блатняги и, как в радиопередаче господина Несвой и Саньи «Морда и Копыта», он вам рассказывает о темном прошлом этого мсье. Например, вы спрашиваете его, как звали сводника из блатных с искривленной ступней, и он вам не колеблясь отвечает: «Это был Лулу из Бастьи». Иногда его пробуют загнать в тупик, слегка усложнив задачу. Подсовывают ребус в таком духе: «Одна фара у меня вставная, я легавый и стреляю с бедра, кто я?» И что, Матиас начинает гоготать до того, как вы закончили сообщение, и утверждает:
«Вы – Альберт, Бархатный язык». И это так! Настоящий божий дар! Если бы Джентльмены с Большой Дороги знали об этом, они бы приползли на коленях, чтобы предложить ему пару лимонов с дерева своей Удачи. Однажды, я уже не помню, кто из УБТ (я ведь не обладаю памятью моего подчиненного) сказал в его присутствии, что он разыскивает одного не установленного типа, о котором знает только, что тот на десерт в ресторане съедает йогурт. Матиас пожал плечами и пробормотал: «Тогда это может быть только Кемаль из Анкары». Самое потрясное, будущее показало, что он был прав.
Сейчас он косится на оба удостоверения с неопределенной улыбкой на лице.
– Позвольте мне задать вам один вопрос, мсье комиссар? – бормочет он.
– Валяй!
– Это что, шутка?
– Почему?
– Ну ладно, вы что, не узнаете ее?
Этот сукин сын, чего доброго, заставит меня комплексовать.
– Нет, – сухо говорю я.
Матиас пододвигает карточки к Пино.
– А ты?
Пинюш прилаживает на извилистом носу ущербные очки, у которых не хватает дужки и одного стекла.
– Неужели это?
Я задерживаю дыхание. Он, наоборот, вздыхает очень глубоко.
– Девушка, которая...
– Горячо! – одобряет Матиас.
– Девушка, которая получила Гран При фестиваля Дисков в Довиле за песню, кажется, она называлась «Хватит хитрить, моя любовь»?
– Какой кретин! – делает заключение Матиас. – Боже милостивый, как недоразвита ваша зрительная память.
Понимая, что тем самым он и меня включает в это множественное число, а мне это может показаться странным, Матиас уточняет.
– Извини, что я тебе выкаю, Пино, но откровенно... Бравый парень покраснел, а если вы будете знать, что и в нормальном состоянии он уже похож на паяльник в действии, то сможете представить себе силу его смущения.
– Вместо того чтобы строить из себя беременного сфинкса, ты бы лучше рожал, – отчитывает его преподобный Пинюш, осаживая свои очки-для-кривого-с-одним-ухом
– Вы не узнаете Грету из Гамбурга?
От этой фразы у меня перехватило дыхание, слюнные железы застревают в глотке, а поджелудочная железа открывается вниз.
– Не-е-т... – блею я.
– Почему нет?
– Она была блондинкой!
– Она перекрасилась!
– У нее не было такого носа!
– Она пошла к Клауэ!
– Она не была такой юной!
– Самообман: она казалась старше из-за носа, да и самой Грете всего двадцать лет!
Матиас встает и поднимается на лестницу, скользящую по рельсу, вделанному в верхней части стены. Он открывает металлический ящик, копается в нем и спускается, держа в руке досье на Грету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40