Если вы назовете кошку собакой, надо лишь дождаться, когда она замяукает, чтобы понять свою ошибку. - И дальше без паузы (фактор неожиданности - полезная штука): - А вот Ребекка с ним знакома!
- Чушь!
- Говорит, что встречала его несколько раз поблизости. Он рисовал на мосту Турнель или на набережных. А вы его не припоминаете?
Она пожала плечами.
- Я почти не выхожу и к тому же настолько рассеянна, что собственную сестру могу не узнать при встрече, не то что какого-то уличного мазилу...
- Но все-таки вам случается высовывать нос на улицу?
- Случается. Выхожу на прогулку каждый день ровно в полдень. Иногда мы бываем в театре.
- Чем вы занимаетесь целыми днями?
Она вытаращила свои когда-то прекрасные глазки.
- Как чем? Сочиняю...
- Сочиняете что?
- Песенки, дружище, песенки. Разве малышка не сказала? Жорж Кампари это я! У меня призов навалом, впору на металлолом сдавать. Последняя просто побила все рекорды. Слыхали? "Всем хорош мой Жорж, глаз не оторвешь..." Мое творение! Несется из всех музыкальных автоматов.
Я мимикой выразил восторг.
- Пока вы прогуливаетесь, кто-нибудь остается в квартире?
- Мамаша Латоп, наша прислуга.
- А когда выходите по вечерам?
- Естественно, никого.
- В последние дни вы не заметили ничего странного или необычного?
- Ничегошеньки, старик.
Вот я уже и стал "стариком" для этой жирной дурынды. Всегда найдется кто-нибудь, для кого вы старик.
- Вы ходили в театр в последнее время?
Она задумалась, порылась в карманах, вынула коробку спичек, оторвала узкую полоску картона и принялась шерудить ею меж редких зубов.
- Подождите-ка... Четыре дня назад, нет, пять, мы были на генеральной репетиции в "Олимпии".
- Давайте поговорим о Ребекке.
Нини насупила лохматые брови, набычилась и рявкнула:
- А что о ней говорить? Хорошая девчонка! Могла бы бездельничать - я зарабатываю халтурой выше крыши, но она все равно каждое утро как порядочная уходит на службу. Мало вам? Девчонку, что вкалывает без всякой в том нужды, испорченной не назовешь.
- И давно вы снюхались?
Лучше бы я ее не задирал. Она стала раздуваться, как жаба. Оскорбления, прежде непринужденно слетавшие с языка, застряли в глотке. Печальное зрелище. Жилы на шее вздулись, а физиономия застыла маской кровожадного убийцы.
- Не поработать ли вам над речью в свободное от службы время? Да, черт возьми, легавые могут сколько угодно наряжаться в костюмчики от Теда Лапидуса, но все равно останутся легавыми. Неискоренимое свинство! Впрочем, они любят барахтаться в грязи!
- Ладно, успокойтесь, месье пахан, - бесцеремонно перебил я. - Если у вас есть иное название для вашей нежной дружбы, я готов его принять.
- Мы совместно проживаем!
- Ну и на здоровье, - ухмыльнулся я. - И давно вы совместно проживаете с малышкой Ребеккой?
- Восемь лет.
- Уже! Как бежит время! Значит, вы ее похитили со школьной скамьи? Вместо того чтобы поступить в лицей, она поступила к вам. С кем еще она поддерживает отношения?
- Ни с кем.
- Я полагал, у нее есть семья, более или менее законопослушная.
- Сестра замужем за ювелиром, живет в пригороде.
- А племянник ворует часики у папаши?
- Он сейчас в тюряге, этот херувимчик.
- Безмозглый прохвост, недополучивший в свое время затрещин. Ребекка, идиотка, переживает из-за него.
- Вроде бы. Меня злит, что Ребекка треплет себе нервы из-за недоумка, поэтому она избегает разговоров о нем.
Тут мне пришлось прервать допрос: на лестнице послышалась знакомая тяжелая поступь, из люка вынырнула багровая рожа, ночные сумерки немного облагородили оттенок.
Надо встретиться с Берю лицом к лицу, чтобы вполне оценить необъятную ширь его удивительной физиономии. Уши словно морские раковины, помятая шляпа, из-под которой выбиваются сальные патлы, нос - свиное рыло, рубиновые глазки, рот в форме бутерброда и примечательные скулы: если приглядеться, то можно заметить, как по ним циркулирует божоле... Явление странное, если не сказать пугающее. Впрочем, разве месье Берюрье - не собирательный образ? Не истинное воплощение хомо сапиенс на грани катастрофы? Ему все нипочем, первородный грех стекает с него, как с гуся вода. Он безмятежен, словно поросенок у корыта. Естественное спокойствие животного.
Секунду я разглядывал чудовищную голову, выросшую над полом террасы. Она лежала у наших ног, словно футбольный мяч перед пенальти. Каково же должно быть тело, если такова голова, и чем она набита! (Величайшей философией нашего времени, между прочим!)
Казалось, беднягу Берюрье обезглавили, тыква на блюде! Но вот лицо оживилось, глазки моргнули, губы зашевелились.
- Вот что, - голос прозвучал тихо, угрюмо и напыщенно, - падаль вонючая, ты мне за это заплатишь.
Покончив с преамбулой, Берю стал собираться в единое целое. Над террасой медленно всплывало массивное тело, словно надували воздушный шар, да что там шар, дирижабль! И Берю, и дирижабль сильно напоминают колбасные изделия. Наконец Толстяк ступил на террасу.
- А это еще кто такой? - осведомилась Нини.
- Мой напарник, - ответил я, - старший инспектор Берюрье.
- Если напарники величают вас падалью, то любопытно, какими словами вас обкладывает начальство, - съехидничала жаба.
Берю приближался, покачиваясь. У него всегда походка вразвалочку, как у заправского моряка, но сейчас его, похоже, штормило по иной причине.
Он шел на нас, словно корова на водопой. Притормозив перед Нини, он лихо, по-военному, отдал честь и, мотнув головой в мою сторону, заговорил, с трудом ворочая языком и обдавая нас густыми винными парами:
- В жизни не встречал такой мерзкой твари, редчайший экземпляр!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56