.. сделанность.
Ну как бывает у девочек из хорошей семьи. Мне показалось, к ее воспитанию приложила руку эта Сова. Знаешь, человек натягивает маску благородства, а маска прирастает. И человек становится приличным. Она была очень прилична…
– Ох, подруга А приводы в ментуру за проституцию ты куда денешь?
– Были даже приводы?
– И какие крутые. Свидетельница драк, даже вооруженных Янка по кличке Беретта.
– Это наган такой – «беретта»?
– Вроде того.
Только теперь до меня постепенно стала доходить боль. Меня надули, обвели, как девочку. И тут же: да пусть бы всю жизнь надувала, лишь бы была жива.
– Стальной случайно не положил на нее глаз?
– Будь у тебя восемь глаз, ты положил бы все восемь. Но только скажу я тебе – не там ищешь.
Он, конечно, был ей симпатичен, но она его, по-моему, боялась.
– Почему?
– Для нее очень важен вопрос: мог этот человек убить кого-то? А уж если вопрос встал, то нормальная женщина испугается.
– А ты Стального боялась?
– Нет.
– Храбрый портняжка. А почему? У тебя нравственное чувство не развито?
– Развито. Но я знаю Стального тридцать лет.
– Ну ты даешь? Ну и связи.
– Он писал мне из тюрьмы умные литературные письма, но когда вышел – зашел только пару раз и сказал, что никогда не испортит мне жизнь.
И даже тени на меня не кинет. И до последнего времени мы не пересекались.
– Зато теперь как круто пресеклись! Ладно, Стальной – наш человек. Займемся. Кто еще. Ну, подруги там…
– Вероника такая толстая. У нее мужа недавно убили.
– Вероника, говоришь? Толстая, белая, идет – земля дрожит. Кличка – Дрожжи.
– Похоже.
– Небось Вероника осталась очень богатенькой вдовой?
– Ну квартира, шубы, изумруды. А денег, она клянется, нет!
– Врет! – обрезал Леха.
– А ты-то откуда знаешь?
– Она из говна сделает деньги. Они у нее растут как на дрожжах.
– Вот Яна тоже сомневалась, но в конце концов, сдается мне, поверила. Когда Вероника лила слезы по своему Казбеку – это были другие слезы.
А вот уж по денежкам рыдала – это настоящие.
– Беретта, конечно, была сучка преизрядная.
Но с широким, щедрым характером. Что ее связывало с Дрожжами? Как думаешь?
– Видимо, общее прошлое, а потом жалость.
Яна хотела сделать из Вероники хорошую жену.
Ругалась с ней, плакала над ней. Может, даже любила по-своему.
– И ты в это веришь, подруга?
– А разве ты в такое не веришь, друг? Кого ты из себя передо мной корчишь? Грозный ухарь с шашкой на боку?
Леха смутился. Он знал, что я права, и оба мы с ним верили в кое-что хорошее.
– Еще знакомства?
– Ну светские… Нефедов, совладелец издательства. Но они с Виктором не ладят. Беатриса, обкомовская проблядь, теперь какая-то лицензионная или налоговая чиновница. Молодые литераторы – вот уж не убийцы. Потом составлю список.
– С этим ясно. Мамаша Беретты – кто такая?
Бывала здесь?
– Не бывала. Яна говорила, что это артистическая натура.
– Понятно. Ребенок общий?
– Янин. Усыновлен Виктором.
– Кто отец ребенка?
– Не знаю.
– Не подслушала случайно? – подкузьмил Леха. – За ребенка воевали?
– Ни разу ни намека.
– Вроде и густо, да не нажористо. Сейчас я звякну начальству, и сходим мы с тобой к Вероничке – Дрожжам.
– Но Виктор вернется, да и Кирюша…
– Виктор вернется не скоро, а Кирюшу возьмем с собой.
Что ж, Леха был начальник.
– Так это ж твоя квартира, – поразился Леха.
– Теперь не моя.
– И сколько они тебе отстегнули?
– Хватило на две.
– Это Дрожжи-то?
– Это Яна ее уговорила.
– Странно, – промычал Леха, но ничего не добавил.
Мы звонили долго и упорно, но из-за двери раздавался только хриплый, голодный мяв. Лицо у Лехи сделалось странным, таким я его никогда ни видела.
– Звони соседям, – резко приказал он мне.
– О Евгения Ивановна…
– Привет, Зоинька. Вы не в курсе, Вероника в городе или уехала куда?
– Да вот кот третий день мявчит. Мы уж хотели пожарников вызывать.
– Позвольте телефончик! – Леха прошел в квартиру, пошептался о чем-то по телефону, и через час мы с ним, еще с двумя специальными людьми с камерами и чемоданчиками были в квартире Вероники. Кирюшу забрала Зоинька.
Да, не суждено моей квартире быть приличной, Пух, перья, битые сервизы, телевизор разобран на винтики.
Бедная Вероника, ты хотела бронированные двери и крепкие стены. Броня и стены, видимо, заглушили все, что тут творилось.
Мне почему-то вспомнился детский стишок:
Была непослушною кукла Светлана.
Кукла Светлана упала с дивана
Она валялась на полу, как огромная сломанная кукла, над которой потрудились дети-садисты.
Нельзя об этом писать, нельзя показывать, что могут люди сделать с людьми.
Мне стало худо, я взяла у Зои Кирюху и ушла домой.
Виктор в тот вечер так и не появился. Я рылась в его записной книжке, нашла телефоны адвокатов, но мне было сказано, что на сегодня поезд ушел, а завтра суббота, а послезавтра воскресенье. Около часа ночи приехал Леха со своей женой Светой.
– Света посторожит чадо, а мы пойдем искать то, что не нашли те садюги…
– Но я... я не могу…
– Не волнуйся. Там уже приблизительно прибрались…
– Давай думать, что мы ищем, – устало говорил Леха, ведя машину по пустому Питеру.
– Изумруды, что ли?
– Изумруды я нашел в бачке унитаза. Раз там искать не захотели, значит, это не камни и не золото. Похитители изумрудов знают, где искать.
– Бумаги? Деньги?
– Деньги только дурак держит дома. Она бы не стала этого делать.
– Значит, бумаги. Может, завещание какое?
– Агаты Кристи начиталась.
– Но мы ничего не найдем там после такого ремонта. У меня были тайнички, но Вероника все переделала.
– И сделала новые тайнички…
Тайничок я нашла через полчаса, как мы начали искать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76