Без Мишки я совсем потерялся. Я учил своих телок, и учил, как выяснилось, халтурно. Просто мешал Сове. Если что – Сова ни при чем. Она работала втемную и получала копейки. Ну на наш взгляд, копейки, а для нее это были деньги.
И вот, когда убили Веронику, а потом Яну…
– Я не хочу больше слушать! Только без меня! – сказала я, потому что во мне проснулась тошнотная, омерзительная жалость пополам с ненавистью к этому подонку.
– Ладно, – скривился Стальной, – допишете потом. А ты мне вот что, Геночка, скажи: кто подложил Яну дяде Вите?
– Формально я. Я ее тогда и вообще первый раз видел. Но привел ее Нефедов! И приказал тоже он. Только он не дяде Вите хотел, а Мишке.
– Они были знакомы? Яна с Нефедовым?
– Да уж наверное.
– Любовники?
– Либо любовники, либо друзья, либо злейшие враги. Они ненавидели друг друга.
– А почему он хотел свести ее с Мишкой? При живой-то жене?
– Он плохо знал людей. Судил по себе. Вышвырнуть на улицу некрасивую жену – это ему понятно. Или убить.
– Но кто кого выбрал? Яна дядю Витю или наоборот?
– Скорее она.
– А он?
– Он же порядочный, перепугался ее молодости и красоты. А потом все-таки влюбился. Но это было уже без Мишки, после его смерти.
Леха набрал свой секретный номер телефона, что-то пробурчал, долго слушал, потом тяжелым взглядом уставился на Гиндина.
– В желудке Яны найден клофелин, как и у Совицкой.
– Да я... да он… – заюлил Гиндин. – Он сказал, чтобы я просто усыпил ее до его прихода. Он говорил, что подкупит ее, возьмет в долю.
– И ты поверил? – в упор посмотрел на него Леха.
Молчание было красноречиво.
– А теперь скажи все-таки, кто подложил мне Машку? – гнул свое Стальной.
– Пыльный.
– Кто-кто?
– Пыльный. Ну он и правда пыльный. Будто два года провел под кроватью у неряхи-любовницы. Лицо серое, морщинистое, волосы серые – то ли седые, то ли такие и есть. Очень высокий, но сутулится… Да я его один раз видел… Он, вообще-то, хуже хотел тебе сделать. Он спидачку для тебя искал.
– И что ж вы не нашли? Это ж такие бабки, а?
– Не было у него бабок, – брякнул Гиндин, испугался, осекся, добавил:
– Чтобы из-за какого-то мудака всю школу губить!
– Спасибо, кума, что не насрала.
– Ладно, – устало сказал Леха, – ему еще много писать. А я лично жрать хочу и канистру водки.
Дезинфекции душа требует. Надо быть готовым к труду и обороне. Интересно, где сейчас Нефедов?
– В издательстве. На глазах у всех. Коснись чего – я не я и шапка не моя. Все этот подлец Гиндин. И почерк его, Гиндина, – с угрюмой мстительностью сказал Гиндин.
– Будем ждать здесь, – сказал Стальной и вдруг рыкнул на меня:
– А ты отвали, чтоб духу твоего тут не было!
Я отвалила с превеликим удовольствием.
– А мама надолго уехала?
Ну конечно, двенадцатилетнему мальчику нельзя знать правды. Дядя Витя думает, что так положено. Как будто через несколько дней не придется говорить эту правду.
– Кирюша... мама ушла насовсем…
– Она бросила нас?
– Нет, она умерла, Кирюша…
– Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие! – Кирюша звонко рассмеялся, потом глянул на мое лицо. – Это... правда?
– Кто же лжет про такие вещи?
Нет, он не заплакал. Он просто смотрел на меня, и глаза его становились больше и больше. Первой заплакала я. И тогда до него тоже дошло. Он заплакал тихо, почти без слез.
– Сейчас я дам тебе валерианочки, и ты поспишь.
– А ты? Ты не уйдешь от меня? Ты будешь спать со мной?
– Ну конечно.
Я напоила его лекарством. Он как-то удивительно быстро погрузился в спасительный сон.
Позвонил Женечка Свиридов. Я давно хотела у него спросить о драке с Нефедовым, и теперь вспомнила об этом.
– Женечка, почему Нефедов напал на тебя в «Фантоме»?
– Это длинная история…
– Чем длинней и точней, тем лучше.
– Приревновал, наверное.
– Ты мне не «наверное», а точно. Как было дело. Дословно.
– Ну один раз мы встретились с Яной в издательстве. Погода была ужасная. Грязь, вода… А Яна была в очень длинной шубе. Ну я и подогнал ей машину к самому крыльцу. Вдруг выскакивает Нефедов с таким лицом… Да вы видели его в «Фантоме».
И начинает орать что-то типа: "А, по переулочкам Я сказал Панфилову, что ты проментовская журналистка и что лучше уж ты, чем свора дур со своими домыслами.
У меня было много дел: Кирюша да и сам Виктор, пребывавший в растерянности. Но я должна была пойти к Нефедовым.
Роскоши там не было, как и особого уюта. Когда-то, видимо, это считалось «ого-го», но в наше время… «Сталинская» трехкомнатная квартира, требующая ремонта.
Взглянув на хозяйку, я поняла причины. Она, наверное, в чем-то была похожа на меня, на Сову и на многих других женщин наших лет, потерявших опору в жизни.
Женщина, явно когда-то красивая, опрятно одетая. Лицо милое и улыбчивое, но какое-то испуганно-потерянное. Думаю, ей, как и мне, не часто хотелось выходить на улицу. Видимо, она давным-давно порвала большую половину дружб и связей и нечасто пользовалась телефоном. Волосы ее были аккуратно причесаны, но не уложены в парикмахерской. И дело не в том, что мы застали ее врасплох – просто теперь это был ее образ жизни, хотя было заметно, что раньше он был другим.
– Это Евгения Лохматая, журналист, – назвал Леха мою девичью фамилию. – Мы позвали ее присутствовать потому, что она, что бы ни случилось, не обольет грязью вашу семью. Вы видите, она не из теперешних. Ой, простите, Женечка, это Вера Алексеевна Нефедова…
Рукопожатие Веры Алексеевны было теплым и дружелюбным.
– Что вас интересует? – спросила она.
– Вообще-то, ваша семья. Ваш муж в свое время работал по культуре, а я однажды написала пьесу. Я бы хотела, чтоб вы рассказали о нем. Вдруг это поможет вашему сыну?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76